«Почему?»
«Почему…»
[Далее со слов директора Чжэна]
Уж поверьте мне, к командировке этой Жун Цзиньчжэнь был настроен враждебно, а потому не терял бдительности. Так что утверждать, что всему виной его беспечность, что он вел себя легкомысленно, проявлял халатность, было бы несправедливо. С другой стороны, он не положил блокнот в сейф, а это вроде как говорило о неосторожности, о том, что его бдительность ослабла.
Я хорошо помню: когда они уезжали из 701-го, мы с Василием сто раз проговорили, напомнили ему, чтобы все секретные документы, все, что могло его выдать, он хранил в сейфе – и он так и делал. На обратном пути (по словам Василия) он по-прежнему осторожничал и абсолютно все спрятал в сейф, даже сборник афоризмов, который ему на конференции подарил начальник управления (начальник сам его составил). Этот сборник – самая обычная «магазинная» книжка, ничего секретного в нем и в помине нет. Но Жун Цзиньчжэнь вспомнил про дарственную надпись, побоялся, что она может раскрыть его тайну, и потому причислил книжку к секретным документам, убрал в сейф. Он все туда убрал – кроме блокнота. Я потом гадал, как же это он оставил блокнот – прямо-таки непостижимая тайна. Я знаю, я точно знаю: это не из-за того, что он собирался часто им пользоваться и потому намеренно решил не прятать его, нет. Он не стал бы так рисковать, ему бы не хватило на это смелости и дерзости. Складывается впечатление, что он оставил блокнот без единой на то причины, и даже если бы он сам попытался потом объяснить свои действия, вряд ли бы ему это удалось. Что интересно, до этого случая он словно не замечал блокнот (да и после не сразу обнаружил пропажу), как женщина не замечает приколотую к рукаву булавку, пока она ей не пригодится или пока она об эту булавку не уколется.
Но блокнот – это не булавка на дамском рукаве, не безделица, про которую можно забыть. Жун Цзиньчжэнь, несомненно, и сам хотел бы о нем помнить, помнить крепко, запечатлеть в сердце, в сердцевине сердца. Потому что блокнот – это самое дорогое, что у него было, как он сам говорил: сосуд его души.
Как же он упустил из виду свою главную драгоценность, свое сокровище?
Вот уж действительно загадка века… [Продолжение следует]
Жун Цзиньчжэня мучили угрызения совести. Вместе с тем он отчаянно пытался попасть в таинственный воображаемый лабиринт – отыскать ответ на вопрос, почему он оставил блокнот. Поначалу бездонный мрак кружил ему голову, но постепенно глаза привыкли к темноте, и во мгле он разглядел свет. Он приблизился к какому-то важному пониманию, он размышлял…
…может быть, как раз потому, что он так дорог мне, я запрятал его слишком глубоко, в сердцевине сердца, там, где мне самому его не видать… Может быть, подспудно я давно перестал считать его чем-то отдельным, самостоятельным… все равно что мои очки… Есть вещи настолько нужные, что без них никак не обойтись! Они впаяны в мою жизнь, они в моей крови, они мои органы… Я их не чувствую, как другие люди зачастую не чувствуют, что у них есть сердце и кровь… Только когда тело заболит, вспоминаешь, что у тебя есть тело, только пока ты без очков, помнишь про очки, только когда потеряешь блокнот…
При мысли о том, что блокнот утерян, Жун Цзиньчжэнь подскочил, как будто его ударили током, и ринулся из палаты, на ходу натягивая одежду, точно удирая с места преступления. Жена, Сяо Ди, женщина моложе и крупнее его, никогда еще не видела мужа в таком состоянии и была поражена. Но она не растерялась, побежала за ним.
Глаза Жун Цзиньчжэня не успели приноровиться к полумраку коридора, к тому же бежал он быстро, торопливо и в результате растянулся на лестнице; очки упали – хорошо хоть, не разбились, но пока он их поднимал, жена наконец смогла его нагнать. Жена примчалась к нему с работы – ей сообщили, что Жун Цзиньчжэнь устал с дороги, приболел и попал в больницу, и за ним требуется присмотр. Она не знала, что случилось на самом деле. Сяо Ди стала упрашивать мужа вернуться в палату, но наткнулась на резкий отказ.
Во дворе больницы Жун Цзиньчжэнь с удивлением обнаружил свой джип. Подойдя ближе, он увидел, что водитель спит на руле. На этом автомобиле привезли жену, а теперь он и ему мог пригодиться. Перед тем, как сесть в машину, он «правдиво солгал» Сяо Ди, что оставил на вокзале портфель: «Заберу его и тут же обратно».
Однако поехал он не на вокзал, а прямиком в Б.
Жун Цзиньчжэнь понимал, что вор может находиться лишь в двух местах: либо в поезде, либо в Б. Если он до сих пор в поезде, ему не уйти – все выходы перекрыты. Поэтому Жун Цзиньчжэнь спешил в Б., в А. он был не нужен, а вот в Б… Городу Б., возможно, требовалась помощь каждого его жителя!
Через три часа автомобиль подъехал к гарнизону Б. Там Жун Цзиньчжэнь разузнал, к кому нужно обратиться – к следственной группе по особым делам. Следственная группа разместилась в гарнизонной гостинице, старшим группы был назначен замглавы ***** из управления (на тот момент он еще не прибыл), а его заместителями – пятеро руководителей воинских подразделений г.А. и г.Б., в том числе человек, который стал впоследствии известен как «начальник Трость» Чжэн (тогда он был седьмым заместителем директора отдела). В то время он как раз находился в гостинице. Он-то и сообщил Жун Цзиньчжэню худую новость: в поезде вора не нашли.
Значит, вор сошел с поезда в Б.!
В город Б. были брошены все силы. После обеда туда по приказу директора приехал Василий – ему поручили вернуть Жун Цзиньчжэня в больницу. Однако директор, видимо, понимал, что Жун Цзиньчжэнь ни за что на это не согласится, и потому, отдавая приказ, снабдил Василия дополнительными инструкциями: если он наотрез откажется уезжать, ты, Василий, не отходи от него ни на шаг, смотри, чтобы с ним ничего не случилось.
В итоге, конечно, Василий следовал не приказу, а дополнительным инструкциям.
Никто и подумать не мог, что эта крошечная уступка навлечет на 701-й большую беду.
6
Следующие несколько дней Жун Цзиньчжэнь, точно призрак, блуждал по городу, бродил по закоулкам, заглядывал в каждый уголок; ночами – долгими, сводящими с ума ночами – он убивал время, думая о чем-то далеком. Большие надежды обернулись, естественно, большим разочарованием, а ночь стала временем его пыток. Он терзался, мучился, не мог спать, и невыносимая ясность сознания давила на него, жгла огнем. Он прощупывал мысленно каждый проведенный в Б. день, каждую ночь, устраивал над собой суд, пытаясь понять, в чем он ошибся. Впрочем, все теперь шло не так, и вместе с тем все было правильно… Он словно очутился во сне, попал в иллюзорный мир. Его не покидала растерянность, слезы горечи и гнева обжигали глаза; в эти тяжелые часы Жун Цзиньчжэнь напоминал увядающий цветок, все быстрее и быстрее теряющий лепестки, заблудшего ягненка, блеющего все тише и жалобнее.
С момента кражи прошло шесть дней, наступил вечер. Этот важный, печальный вечер начался с ливня, который вымочил Жун Цзиньчжэня с Василием до нитки; Жун Цзиньчжэнь к тому же раскашлялся, так что им пришлось пораньше вернуться в гостиницу. Они улеглись по кроватям; усталость их не заботила – куда тягостнее было слушать нескончаемый стук капель за окном.
