—Расскажите о нападении на партию. Лучше — как можно подробнее,— мне приходилось перекрикивать шум волн, птичьи крики.
—Подробностей я не знаю. Меня там не было,— ответил, чуть обернувшись, Гросс.— Пострадали милиционер и двое из наших. Один довольно сильно получил по затылку. А второму повезло. Синяков наставили, ребра помяли, сломали палец, надели на голову мешок и скинули с телеги. Но ничего серьезного. Так в канаве и провалялся.
Над тропинкой вырос рыжий бок берега. Он поднимался над нами, весь в оспинах черных нор.
—Гнезда щурок,— объяснил Гросс, отмахиваясь от пестрой, желтой с зеленым птицы, промелькнувшей перед самым его лицом,— все тут не как у людей.
Прибрежная полоса сужалась, уходя за выступ обрыва.
—Берегите голову,— буднично предупредил меня Гросс и показал наверх.
Я поднял глаза и от неожиданности споткнулся, кое-как устояв на ногах. Надо мной, как стропила крыши, нависал источенный ветром позвонок с широкой реберной костью. Кость косо вонзалась в обрыв, где из нее лез жизнелюбивый, бесстрашный росток ивы. Я сообразил, что это тот самый «хребет», который я видел, когда мы шли на лодке кРяженому.
—Допотопный кит,— объяснял Гросс, пока мы пересекали широкую тень от кости кита.— Эоцен. Называют его так по времени существования, а именно эпохи эоцена. Животное, вероятно, погибло во время Grande Coupure
[64]… Смотрите под ноги!
Поздно. Неаккуратно ступив, я по щиколотку увяз левым ботинком в черном жирном иле. Гросс же уверенно шагал вперед.
—Чувствую себя Ионой, который вышел из чрева кита и оказался в новом мире,— сказал я.
Гросс не поддержал мои библейские настроения, прихлопывая жужжащих тучей мошек:
—Скелет представлен частью позвоночного столба с ребрами. Ископаемые останки были обнаружены местным жителем Холуповым.— Реплики Гросса относил ветер.— Здешние рыбаки ошибочно считают останки громадным червем или, если угодно, змеем — из-за вытянутого позвоночника.
Так вот о каком змее, к которому полезли археологи, упоминал товарищ Турщ!
—Почему же не освободят от песка? Ведь это удивительная находка!
Я оглянулся на ископаемого гиганта, над которым сновали птицы.
—Извольте видеть, дома́!— Гросс махнул вверх, где по самому краю обрыва лепились несколько хат.— Местных возмущает идея раскопок. Из суеверий. Ну и опасаются, что склон, лишившись опоры в виде древнего скелета, съедет вниз, а с ним их избы и курятники. Опасения не без оснований. Берег осыпается, того гляди дома уйдут в море.
Гросс раздраженно добавил, что местные срывают работы, ходят кТурщу жаловаться, и что он не понимает, откуда взялся нелепый слух о намерении выкопать эоцена, тогда как его партия занята только раскопками курганов.
—Пригнитесь, ветка! Фрагменты костей здесь не редкость. Рыбаки находят регулярно,— продолжал он.— Циркуляр атамана, любопытный документ семнадцатого века, указывает, что в землях войска Донского «открываются случаями не только кости, но и окаменелые деревья».
—Неужели,— поддакнул я, стряхивая шелуху рогоза.— Я профан в этой области. В какой же форме деревья в целом виде?
Гросс остановился, обтер лицо платком.
—Вот.— Он достал из кармана и протянул мне нечто, похожее на темный камень.— Поверхность древней коры. Местные, конечно, уверены, что это чешуя их змея,— он кивнул на позвонки.
—Потрясающе интересно.— Я вытащил ботинок из особенно глубокой, приемистой лужи ила, осторожно передал находку обратно.
—К тому же на раскопки ископаемых гигантов нужны значительные средства,— продолжил ученый,— а понятных барышей они не обещают. ВАмерике Великий американский инкогнитум
[65]наделал шума. Но то вАмерике, а здесь… Здесь все озабочены поиском кладов. Слышали уже, наверное, про клад атамана Ефремова? Многие им грезят. А если не им, так сокровищами Разина.
—И что, в самом деле был клад?
—Как вам сказать. В«расспросных речах» брата Разина есть подробность об острове с приметной вербой — «кривой посередке», где закопаны ценности. Но твердых доказательств нет.
—А упомянутый остров что же? Получается, этот?— Я осмотрелся.
Гросс обернулся.
—Доподлинно неизвестно. Истории эти особенно пагубно влияют на некрепкие умы. Заманчивостью идеи простого обогащения. Вот вам пример. В трудах местного краеведа описан казачий есаул, увидевший во сне клад. Одержимый этим «откровением», он двадцать лет вел раскопки, отыскивая место, которое ему приснилось.
—И нашел?
—Нашел. Горшок монет, ценных больше в научном отношении.— Гросс сдвинул в сторону метелку рогоза.— Если в этих местах усердно копать, то обязательно что-то отыщется. В округе бугровщики, здешние кладоискатели, копают постоянно — щупы в сажень.
—К слову, о находках.— Я порылся в кармане и протянул ему медальон, найденный на теле Любы Рудиной.
Гросс покрутил его в пальцах.
—Это змеевая луна, змеевик
[66],— пояснил он.— Местные считают, что их разбрасывает змей, прельщает.
Солнце, слепящий блеск мелкого моря, крики птиц, однообразная дорога… Шуршат и осыпаются метелки рогоза, чешется шея. Между песком и морем ныряет монотонный голос Гросса:
—Местное суеверие связывает останки кита, по-здешнему мифического «змея», с сокровищами.— Голос его тонет в плеске волн. И снова выныривает:— Курганы поблизости от хребта слывут завороженными. Бугровщики их не трогают. К слову, поразительно, но суеверия не мешают вере! Вполне мирно уживаются жития, службы, обряды и — вот это!— Гросс приостановился, махнул рукой нам за спины.
Мы зашагали дальше. Погода портилась. Поднялся ветер, волны стали настойчивее. Зарядил дождь, мелкий, противный, как комариные укусы. Расспрашивать стало некогда, я больше следил за тем, куда поставить ногу, чтобы не съехать по скользкой гальке узкой прибрежной полосы. Гросс шагал далеко впереди.
—Некто Барбаро, путешественник-венецианец, напрасно потратил несколько лет, разыскивая в этих местах мифический курган с сокровищами,— громко говорил он.
Земля размокла, из-под ног ползла глина с песком. Подробности о поисках клада ветер растаскивал над морем. Я невольно сочувствовал неведомому венецианцу, которому наверняка приходилось месить глину при всякой погоде.
—Может, на лодке было бы быстрее?— Я уже не обращал внимания на ил, чавкающий внутри ботинок.
