—Не переношу качку, а сегодня вон как разгулялось. К тому же вы человек молодой, наверняка предпочтете прогулку,— усиливая голос, Гросс рассказывал что-то о раскопе.— Нам удалось найти интереснейшие погребения, бронзовый век! Может, и старше…
Я удержался от искушения сказать, что вполне ощущаю себя постояльцем этих погребений. Судя по солнцу, разрезавшему черноту облаков, прогулка в обход заняла пару часов, не меньше.
—Далеко еще?
—Уже пришли.— Гросс ловко полез по тропинке наверх.
* * *
Не знаю, что я ожидал увидеть, может, какие-то развалины, стены, но вместо этого передо мной оказался расчищенный от травы, довольно большой участок со множеством ям разных форм и размеров. Берег здесь сильно выступал вперед, отвоевав у моря значительную часть суши. Основная работа шла на окраине мыса, вдоль глубокой балки. Позади лежала полосатая степь, желтая и лиловая.
Солнце слепило, и от контраста с черными тучами глазам было неуютно. Повсюду громоздились горы песка и глины. Левее стояли шалаш с навесом из парусины и несколько палаток. Удобно и умно устроенный лагерь. На фоне хмурого моря копошились черные фигуры с платками на головах, носили, перекладывали, копали. Двое рабочих проволокли мимо брезент с веревочными ручками. Усадив меня у одной из палаток, Гросс отошел, сказав, что разыщет участников партии, на которых напали. Мне принесли чай, пахнущий травой, горький.
Из объяснений Гросса я хорошо представил общую картину раскопок. Степь в этих местах усеяна курганами кочевых племен. Самые старые почти сровнялись с землей от времени, выступали над залитыми полями невысокими холмиками. Курганные могильники со временем образовывали целые некрополи, города мертвых. Бывало и так, что на высоких курганах, которые не подтопляются, люди позже устраивали местные кладбища. Другие обходили их стороной, считая нехорошим, нечистым местом. Рельеф берега постоянно менялся, то уходя в море и осыпаясь, то обнажаясь, отдаваясь людям. Часть захоронений тем самым оказывалась в вымытых водой пещерах в склоне холма.
«Степные пирамиды», которые раскапывала партия Гросса, стояли особняком. Основной курган краеведы уже срыли, открыв крупное захоронение, нечто вроде общей могилы. Устроена она была просто — глубокая входная яма и сбоку погребальная камера. Вход в нее запирали, приваливая камни. Несколько таких камней одного размера торчали в стороне, выстроенные по кругу глубокой ямы. Я подошел. На первый взгляд ничего интересного — земля, бутылки, перевернутое ведро. Стенки коридора, спуска в погребение, укрепили бревнами. Грубые ступени уходили вниз, где, присев на корточки, возился человек.
—Полагаю, это вы из полиции?— Он поднял голову, приветственно взмахнул рукой.
—Из милиции, да.
—Сейчас поднимусь, подождите.— Выбрался из ямы и представился:— Мирон Сушкин.
Рубашка линялая, закатанные рукава, обгоревший на солнце длинный нос, донкихотская бородка с рыжиной. Пестрая шапочка, наподобие тюбетейки. Из-под нее торчат края не слишком чистой повязки. Я назвал свое имя.
—Я сразу понял, кто вы. Чужие здесь бывают нечасто, а местные в целом недоверчиво относятся к курганам. А этот овраг,— он показал рукой,— и вовсе пользуется дурной славой.
—Это из-за змея? Протесты против раскопок?
—В сущности, ерунда,— он улыбнулся.— Ругались, конечно, не раз. Даже ссора большая вышла сГроссом.
Несколько человек прислушивались к нашему разговору. Среди них один выделялся ростом, курил — обвислые усы, широкоплечий. В стороне слышался голос Гросса, раздающего какие-то указания.
—Исторической ценности нашей работы не понимает никто. Ни местные, ни новые власти,— продолжал Сушкин.— Интересуются только, много ли золотых предметов и украшений мы нашли.
– А много?
—Да не в золоте дело!— К нам подошел Гросс.— Предметы быта бронзового века намного любопытнее! Смотрю, вы уже познакомились? Сушкин — один из немногих действительно грамотных участников партии. И один из тех, с кем вы хотели поговорить.
—Так вот, дело не в золоте!— Гросс отвлекся на находки из раскопа.—Керамическая и стеклянная посуда гораздо… вот!— он поднял с расстеленной простыни глазурованную чашку,— гораздо более ценны с точки зрения науки! А рыболовные грузила, зернотерки? Удивительный источник информации!
По Гроссу выходило, что только жалкие неудачники, которым не досталось зернотерок, вынуждены удовлетвориться находками золота. Его снова кто-то отвлек. Я повернулся кСушкину.
—Не отрицаю важность находок, керамики и остального, но выходит, что и нападать на партию было ни к чему? Ведь ценностей не везли?
—Как вам сказать… Везли ящики с хрупкими предметами, укутанными в солому.— Мирон присел на краю ямы.— Это могло навести на мысль, что внутри нечто ценное. Впрочем, кое-что из серебра было. Наборный браслет, серьги, застежка плаща. Потом еще бусины из сердолика и бирюзы. Бронзовые наконечники стрел.
—Расскажите, как вы работаете, я ведь профан.
—Все находки вносим в опись. Это вроде журнала с описанием находки и указанием места ее нахождения. Если вещь тонкой работы, делаем слепок. После упаковываем и отправляем вРяженое. А потом в город.
—Все вместе или, может быть, особенно ценное отдельно?
—Разом! Из Ряженого приходит подвода. Если дорога непроезжая, тогда лодка. В тот день мы задержались, поехали уже в сумерки.
—Почему вышла задержка?
—Гросс что-то дописывал, просил подождать. Но ведь нас всегда сопровождают. На всякий случай. Недалеко отъехали, тут и выскочили на нас. У нас ружья есть, охотимся, но палить в сумерках не с руки, да и растерялся я, кабинетный работник, стреляю весьма средне.— Он смутился, потер ладони.— Федор, может, больше вспомнит.— Сушкин окликнул, и один из тех, что прислушивались к разговору, поправил вислые усы, подошел, протянул руку:
—Сведыня Федор.
—Нападавших вы разглядели? Может, узнали кого-то?
—Да как их узнать? Лиц не рассмотреть. Они же ряженые, в мешках, кудлатые, как черти.
Мирон, подтверждая эти слова, кивнул, пробормотал, что было темно, как в преисподней, и снова полез в свою яму.
Федор Сведыня оказался толковым рассказчиком. В целом картина получалась такая. Поехали поздно, но такое бывало и раньше. Той же дорогой, что и всегда. Сейчас она все равно одна, проезжая. Сколько человек на них напали — не ясно. Вытащили из телеги и расколотили ящики. Взяли мелкие серебряные и бронзовые предметы. Прихватили несколько глиняных сосудов с росписью. Мирон Сушкин, выставив из ямы голову, как петрушечник, задумался, но сказал, что прибавить к словам Сведыни ему нечего. Накануне никто подозрительный на раскопе не крутился или не заметили.
Последнее я вполне допускал: увлеченные работой энтузиасты на сиюминутные события внимание обращали не слишком. Я сказал, что хотел бы позже посмотреть описи находок.
