—Они в палатке Гросса, я провожу вас.— Сведыня показал на палатку в стороне. Из ямы наконец вылез и весь Сушкин, принялся очищать инструменты.
—Я врач, позвольте осмотрю вашу травму.— Я указал на его повязку, попросив Сведыню чуть подождать.
—Ну, если хотите.— Он снял шапочку, сунул в карман.
Удар был приличный, отек и ссадины серьезные. Нанесли, очевидно, тяжелым предметом неправильной формы. Вокруг гематомы (ушиба) остались царапины от зазубренного края.
—Чем это они вас? На приклад не похоже.
—Да кто его знает… Как там этот бедняга, молодой милиционер, который был с нами?
—Лежит в хате, фельдшер за ним присматривает.
Описи, похожие на амбарные книги, были заполнены плотно мелким почерком, кое-где попадались и рисунки. Один из них привлек мое внимание, я поднес лист повыше к свету — навершие топорика. Начинало темнеть, и я решил, что пора найти Гросса — узнать о лодке, чтобы вернуться вРяженое. Подойдя к знакомой яме, заглянул внутрь. Фонарь «летучая мышь» на полу давал прилично света. Голос Гросса рассеянно прокомментировал:
—Не свалитесь, повредите кости.— Я отступил немного, но, очевидно, волновал его вовсе не я, а ископаемые останки.
—В этом кургане настоящий слоеный пирог!— продолжал он.— Сложно сказать, кто изначально воздвиг насыпи, но известно, что курганы использовались по прямому назначению сотни лет. Своих мертвых в нем хоронили сначала «ямники» — это культура бронзового века. Видите положение костяка? На спине, руки вытянуты вдоль тела. Покойника посыпали ритуальной охрой. Следы сохранились на костях. Характерно для этой культуры. Позже сарматы и скифы переняли у них погребальные обычаи. Но они уже бальзамировали тела, покрывая их воском. Внутренности наполняли травами.
Гросс выбрался наружу, прихватив фонарь.
—Только вот голову из погребения мы не нашли. Может, лисицы утащили. Но в целом нам повезло, грабители могил сюда не добрались. Нам здесь достались почти целые сосуды, ритуальные топоры!
Неподалеку от ямы Мирон Сушкин и Федор Сведыня, присев на корточки, разбирали кучку костей, разложенных на брезенте.
—Здесь был жертвенный костер, или, если хотите, алтарь. Кумирня «на собачьих пятках»,— пояснил Сведыня.— Часть обряда жертвоприношения.
Он поднялся и с усилием перевернул один из обтесанных камней возле ямы. На меня глянуло плоское лицо идола, «родственника» того, что стоял во дворе моего лодочника.
—Памятник погребального культа. Стерег душу усопшего.
—Я видел такого истукана, «каменную бабу» в селе.
—Бывает, их находят во время пахоты. Строго говоря это не «бабы». То, что местные ошибочно принимают за часть женской фигуры,— воинский нагрудник. Раньше в его честь жгли костры. А теперь выставят в музее, в городе,— он положил руку на макушку божества.
—Что же, этим идолам приносили и человеческие жертвы?
—Бывало. Но чаще мелких животных. Или вот,— Сушкин вытащил из кучи серый лошадиный череп с обломанной челюстью, вытряхнул из него гнездо мышей, протянул мне. Кость проломлена сильным ударом.
—Темнеет, да и ветер поднялся. Оставайтесь,— предложил мне Гросс.
—Была удачная рыбалка, обещаю уху.— Сведыня по знаку Гросса накинул на кучу костей край брезента.
* * *
У раскопа уже был готов костер под уху. Я помог притащить ведра, передвинуть бревна — они были вместо лавок. Сидя на бревне, Сведыня деловито снимал шелуху с луковиц кривым ножом. К нам подсели рабочие, подошел иМирон Сушкин. Сведыня сунул ему пару луковиц и нож. Закатанный рукав рубахи открыл приметную татуировку на французский манер «Tout me fait rire
[67]», в каталоге полиции такие надписи относились к флотским. Сведыня, заметив мой взгляд, повел подбородком,— «ошибка молодости».
—Федор у нас путешественник. У него, пожалуй, самый большой опыт раскопок. Ну, кроме Гросса.— Сушкин кинул очищенную луковицу в ведро.— Кроме скифских городищ в гирлах Дона копал вСредней Азии. Бывал в экзотических местах, Каире иАлександрии.
Про вскрытие гробницы фараона вЕгипте писали в газетах, молодая советская республика налаживала связи, обменивая египетский хлопок на советские товары — керосин и муку.
Сведыня достал окуней, завернутых в траву, взялся потрошить рыбу. Неохотно заметил, что Александрия грязный город, плохая копия Одессы. Арабы торгуют мумиями как товаром. Но много свободных женщин — это поинтереснее. Сушкин, негромко присвистнув, сказал с завистью, что «не всем так везет», прибавив, что сам мечтал бы посмотреть на крупные раскопки. Его поддержали несколько голосов у костра. Сведыня, ловко работая пальцами, измазанными в потрохах, приподнял окуня за хвост:
—Чикамас — блеск, утром брал!
Попросил меня приглядеть за огнем. Завел разговор о том, что говорят вРяженом о раскопе и нападении. И зачем я сам приехал сюда, неужели только по этому делу?
—Приехал я из-за гибели девушки. Слышали, верно?
Я пошевелил дрова, подняв снопик искр.
—Я ее видел пару раз. Довольно милая,— сказал Сушкин.— Товарищ Турщ хочет привлечь членов партии к лекциям в клубе. Затевают месячник против религии. Гросс сговорился с ним насчет выступлений.
—Гросс умеет найти подход к чинушам и бюрократам. Добыл бумагу о том, что наша работа поддержана. Каким-то чудом убедил этого самого Турща не слишком мешать, даже наоборот,— вставил Сведыня.
—А с чего бы Турщу быть против раскопок?
—Такой уж человек! Поначалу заявился, чтобы дать понять, кто тут первый номер. Ощущает себя не иначе царьком. К тому же ожидал, как и все, от раскопок золота.— Тут Мирон снова сбился на древнюю бронзу и миски. Покивав ради приличия, я сумел снова вернуться к смерти Рудиной.
—Я все думаю о девушке. В общем, случайная смерть. Но вот место и обстановка… Может, это несерьезно, но нет ли совпадений с местными обрядами, ритуалами? Например, погребальными?
—Выходка эта — форменное свинство!— Мирон задумался.— Что вам сказать? Обряды, да и вообще погребальная культура, те же жертвенники, конечно, будоражат воображение. Ряженое и вообще эти места… непростые. Может, мысль ваша вовсе не глупа. Знаете, эта местная легенда, нечто вроде подношения змею.
Я упомянул свою находку, змеевую луну, признался, что нашел амулет на теле девушки.
—Любопытно. В захоронениях они, бывает, попадаются. А то и ерик принесет.
—Мелкие находки, монеты или, к примеру, бусины — коленца этого самого «змея». Вроде как он их с умыслом разбрасывает. Поднять-то такую штуку можно, но — перекрестясь!— ввернул Сведыня.
Мирон поднялся, ушел и вернулся, держа в руках широкий черепок. Повернул боком, подсветил от костра — по черепку шел рисунок, изогнутые линии, кольца волной.
