–Я понимаю,– оборвал Эрик.– Я сам нейрохирург. Дело не в сердце.
–А в чем?– скептически поинтересовалась Ханна.
Он поднял повыше ворот своего пальто, о чем-то мрачно размышляя. Через стоянку то и дело проезжали машины, а они будто замерли вне времени, наблюдая за их движением со стороны.
–Ребекка… была не совсем здорова психически,– сказал наконец Эрик.– И проходила экспериментальную терапию при «ФЕМА». Ты же, наверное, знаешь, что фабрика специализируется на психотропных препаратах. «ФЕМА» постоянно работает над новыми средствами, а Ребекка тестировала одно лекарство, которое еще не выпустили… Я думаю, что его остатки были в ее крови и тканях и при пересадке попали в твой организм.
Ханна не могла вымолвить ни слова, не сводя с Эрика изумленного взгляда. Он не смотрел на нее, но размеренно продолжал, выверяя каждое слово:
–Ты скажешь, это невозможно, чтобы препарат переносил чужие воспоминания, но это очень революционное и опасное средство. Оно действует через фазы быстрого сна, когда человек чаще всего видит сновидения, и во время медленного сна, когда происходит «перезарядка» мозга, может корректировать серьезные психические болезни. Ребекка называла этот препарат ладаном, это был ее шифр. К сожалению, у нее развилось быстрое привыкание, и она уже не могла без него. Стала, по сути, как наркоманка, и состояние отхода от препарата называла «послесон». Это было что-то вроде ломки, когда она не могла себя воспринимать, у нее ехала крыша, никого не узнавала, била зеркала… Подозреваю, что и самоубийство она совершила в состоянии послесна, потому что совсем тронулась. В препарате есть один необнародованный синтетический компонент, который так просто не выявишь, поэтому его не обнаружили в ее крови, и орган прошел одобрение на пересадку. Ну а эксперимент «ФЕМА» провалился.
Повисла тяжелая пауза. У Ханны просто пропал дар речи, да и мир вокруг она перестала видеть. В ее голове было столько мистических теорий про сердце Ребекки и их связь, но на то, что Эрик ей поведал, никакого воображения не хватало.
–Погоди…– с промедлением начала она.– А почему я тогда видела твое воспоминание?
Эрик облизнул пересохшие губы и казался не на шутку встревоженным от того, что ей рассказал.
–Это, скорее всего, тоже свойство препарата. Он расширяет сознание настолько, что во сне ты можешь улавливать мысли тех, к кому неравнодушен, при подъеме окситоцина. Это что-то вроде телепатических галлюцинаций. Препарат в ее тканях, вероятно, среагировал на подъем твоих гормонов, и ты как-то подсоединилась ко мне. Видимо, есть какая-то субстанция в ее тканях, которая все еще хранит ее чувства и воспоминания, и все это прошло через тебя. Звучит, конечно, бредово, но, поверь, этот феномен уже наблюдался в эксперименте с другими, и пока он не поддается объяснению.
–Откуда ты это знаешь?– нервно рассмеялась Ханна.– И почему никто еще не засудил «ФЕМА» за такое?
–Я был бы рад, но пока не имею оснований засудить собственного отца. Все документы были в порядке. Ребекка подписала отказ от претензий до тестирования.
–Погоди, что ты сказал?
–Что она подписала…
–Ты сын Хенрика Фергюсона?– не веря своим ушам, спросила Ханна.
Эрик потупился и кивнул.
* * *
Ханна вернулась домой, раздавленная лавиной полуфантастической информации. Эрик сказал, что у него нет морального права такое от нее скрывать. Никто в «ФЕМА» не знал, что Ребекка согласилась на посмертное донорство, и уж тем более они не интересовались, что стало с ее сердцем. Им было достаточно подтверждения о кремации тела.
«ФЕМА» всегда была агрессивной компанией, ставящей инновацию на первое место. Именно поэтому она так быстро вырвалась вперед после кризиса девяностых, и ее препараты стали считаться золотым стандартом в лечении душевных болезней. Ханна работала в отделе локализации лекарственных средств, и с лабораториями у нее никаких дел не было. Более того, у такой огромной компании имелся жесткий корпоративный кодекс, и многие отделы даже не знали, кто чем занимается, если это не входило в их компетенцию. Про новые проекты в лабораториях Ханна слышала, что их ведет доктор Рудяк. Тоже то ли поляк, то ли словак, но главное – правая рука Хенрика Фергюсона.
И встреча с сыном начальника при таких обстоятельствах никак не укладывалась в голове. Эта семья фактически диктовала условия всей фармацевтической индустрии Европы и даже за ее пределами. Фергюсоны были настолько богаты, что если бы спускали свои деньги в унитаз, то эта процедура длилась бы много лет.
Эрик честно сказал ей, что из-за сложившейся ситуации чувствует себя ужасно, и обещал неформально поговорить с Рудяком, чтобы Ханну обследовали и что-то сделали с чужими людьми в ее голове. Ошеломленная, она сразу дала на все согласие, и он пообещал позвонить на неделе, когда что-то будет известно. Новая встреча с ним, конечно, радовала, но после всех этих новостей до собственных нелепых чувств ей уже не было дела.
Эрик отвез ее домой и распрощался, еще раз десять за все извинившись. Теперь они поменялись местами, и она уже ни в чем не была перед ним виновата. Ханна стояла перед подъездом, плохо понимая, к добру это или нет. Может, после всего этого «ФЕМА», как в фильмах, попросту упечет ее без всяких бумаг в лабораторию…
На лестнице раздались легкие шаги, а через мгновение Ханна нос к носу столкнулась с Амари. Тот был одет в свое тяжелое зимнее пальто, виртуозно заправив в ворот белоснежный шарф. Щеки были аккуратно выбриты, а в глазах сверкали знакомые лучики.
–Добрый день, Ханна!– ласково поприветствовал он ее.– Как я рад тебя видеть!
Ее первым порывом было взять его под руку и втащить обратно в квартиру, как уже приходилось делать много раз. Но она просто замерла на площадке, не в силах оторвать от него глаз. Больной деменцией старик пропал и вернулся тот, кого она ненадолго застала в свой первый год во Фледлунде,– элегантный и обаятельный человек, у которого для каждого найдется доброе слово.
–Амари… вы… как…
–Увидимся еще! Я в булочную.
Он даже не заметил ее замешательства и, насвистывая, вышел из подъезда.
Этот день явно намеревался поставить все с ног на голову. Ханна поднялась на пролет выше и заметила, что квартира Лекана открыта. Оттуда доносились какие-то биты, и первой мыслью было, что его нет и он забыл закрыть дверь. Она тут же влетела внутрь, чтобы проверить, и застыла на пороге кухни. Лекан строгал морковь, а на плите кипело несколько кастрюль.
–Амари только что вышел!– выпалила она.– Я не успела его поймать…
–Да он сейчас вернется,– махнул сосед рукой, высыпая овощи в суп.
Выглядел Лекан умиротворенным, как если бы блуждание деда его нисколько не волновало.
–Как?– только спросила Ханна.
Наконец он поднял на нее лукавые глаза, прикусил губу и выдал:
–Волшебные бобы! Они существуют! Джек все-таки не лоханулся.
