«Черт…» – сузилось все до одной мысли.
Очередная стычка была неминуема.
По коридору понеслась чья-то плечистая фигура, и последовал выстрел. В Кирана что-то ударило. Он закрыл собой блюющую Дагмар, и они упали на пол. Предплечье начало неметь, и по руке что-то побежало.
Ситуация становилась безвыходной. «Плутонец» уже стоял на пороге комнаты, наводя на него пистолет, и сейчас у него были все шансы попасть в цель.
Внезапно за спиной громилы словно вспорхнула тень. Дальнейшее случилось так быстро, что его нельзя было разбить на отдельные действия.
Из горла мужчины вырвалась багровая река, и на долю секунды все стало красным. Запрокинув голову, тот плашмя осел на пол, а над ним возвышался Эрик. Его взгляд ничего не выражал, он смотрел на труп как на пустое место. В руке был тонкий серебряный нож, напоминающий напильник. До Кирана дошло, что это скальпель.
Дагмар уже перестало рвать, и она остекленевшим взглядом смотрела на брата. В комнате воцарилась неестественная тишина. Эрик ожил первым и бросил:
–Нужно уходить. Дом скоро сгорит.
Девушка не могла шелохнуться, уперев колени в пол и глядя в одну точку. Эрик без лишних слов взял сестру на руки и двинулся в коридор. Киран тяжело поднялся следом и вдруг заметил на столе пухлую черную борсетку. Из нее выглядывали разноцветные корешки, и он сразу понял, что это. Помимо тугой пачки денег в ней лежало несколько паспортов. Быстро перебрав их, он выудил темносиний со страусом и кенгуру.
Киран Лоусон. Тридцать три года. Родной город Алис-Спрингс. Меж страниц также вложили карточку датского вида на жительства. Остальные паспорта были албанские, чешские, израильские… Рекрутеры «Плутона» закладывали их, как душу.
Эрик безучастно следил за ним с порога и выжидал. Наконец все трое вышли из чертовой избушки. Задняя часть дома тем временем вовсю разгоралась на ветру. Во дворе на земле лежал еще один человек, и под ним растекалась багровая лужа.
«Роллс-ройс» ждал у дороги – Эрик даже не думал таиться. То, что сейчас произошло, было во всех смыслах его перформансом. Он положил обездвиженную сестру на заднее сиденье, дождался, пока Киран сядет, и сорвался с места на сумасшедшей скорости. Хотелось попросить его быть осторожнее, но что-то в его взгляде говорило, что теперь хоть потоп. У самого Кирана почти не было сил. Пуля засела глубоко в предплечье, и кровь уже проступила сквозь толстую куртку.
Они приехали в особняк Фергюсонов. В холле их встретила невысокая женщина в белом, и при виде Эрика с Дагмар на руках и окровавленного Кирана ее улыбка сразу же спала, а глаза остановились.
–Ты не стал слушать отца,– только и сказала она.
Ее взгляд прошелся по Дагмар, и губы чуть дрогнули. Эрик ничего ей не сказал и понес сестру в спальню. Из соседней комнаты послышалась торопливая речь на смеси английского и немецкого – его мать на повышенных тонах говорила с Фергюсоном-старшим по телефону.
–Идем в кабинет,– тихо произнес Эрик.– Дагмар вроде в порядке, просто обессилена. Я извлеку пулю.
Усталость навалилась со страшной силой, и Киран уже не отдавал себе отчета в происходящем. Все время, что Эрик возился с его предплечьем, он смотрел на корешки книг на стеллажах, но вместо них видел, как «плутонец» оседает вниз, а за ним, как воронья тень, вырастает Эрик в своем длинном черном пальто и со скальпелем в руке. И у Кирана не было никаких суждений. У наемника нет на них права. Появилось только знание о том, что оставалось в тишине.
–Заночуешь?– спросил Эрик, как закончил.– Мы уже все приготовили.
Стены кабинета пропали, а анатомические макеты точно выстроились за Эриком, как его личная армия, и глядели на Кирана пустыми глазницами. За вопросом о бытовых вещах читалось другое.
«Теперь ты понял? Понял меня?»
–Мне идти некуда,– качнул головой Киран. Эрик кивнул и добавил с ребячливой улыбкой:
–Тогда оставайся у нас. Я знал, что на тебя можно положиться. Мы с тобой в некотором роде одинаковые. Оба как с другой стороны Луны, знаешь…
18.Заблудшие во сне
Одни люди могут позволить себе быть собой чуть больше, чем другие. Внутри нас – лабиринт, и кто-то находит способ выбежать из него, а кто-то несется вглубь и с каждым его витком запутывается в себе больше.
Ханна не искала путь наружу, потому что не знала, как жить в том мире. Стены лабиринта парадоксально стали ее защитой. Они прятали ее от нее самой. Настоящая Ханна была невыносима. Слабая, неуверенная, мнительная, ничтожная. Если бы только люди знали, насколько она жалкая… За этими очками, иностранными языками, неподвижной мимикой скрывается недоношенный эмбрион, не знающий, куда прицепить свою пуповину. Ханна не могла позволить себе быть собой. Ей очень нужен был лабиринт.
Другое дело – Ребекка. Она не пряталась, а была той, кем была,– больным, истеричным, властным человеком. Тоже неуверенным в себе, но вместо убежища она искала парад в свою честь. Каждый должен был подтвердить ее великолепие. Если кто-то считал иначе, Ребекке было проще отказаться от этих людей. Как от своей сестры, матери, отца. И в каком-то смысле она была сильнее Ханны. Потому что не сдерживала себя. Не хотела мучиться в одиночку со своими демонами и выпускала их на всех вокруг. Такие невидимки, как Ханна, однажды начинают завидовать любой способности оставлять след в окружающем мире.
Ребекка видела все ее трещины и заполнила их собой. Цена была не большая. Сама Ханна.
«Забудь себя»,– сказала Ребекка.
И Ханна забыла.
* * *
Эрик хотел, чтобы она носила длинные платья. Ему нравилось, как она укладывает волосы на правое плечо. И запах ладана в ее квартире. Еще он приносил ей бордовые розы. Ханна уже знала, что это все любила Ребекка, но она с восторгом приняла ее наследие. В зеркале больше не было неуверенной серой мыши. С каждым разом в ее лице сильнее проступала та, чье сердце дало ей новую жизнь. Она сильно похудела, черты стали острее, а глаза глубже. Кошмары прекратились, и вместо них ее стали посещать новые и незнакомые видения. Она видела фантастические миры, где у женщин вместо ног росли щупальца, и они были могущественны, страшны и инородно прекрасны. Иногда снилась сестра Ребекки – Рената Лейнц. По-монашески строгая, недружелюбная, дышащая христианскими идеалами. И сестре обязательно нужно было что-то доказать, она должна понять свою неправоту… Ханна ощущала, что Ребекка очень сильно не любила Ренату. Даже боялась ее. После сновидений о Ренате еще долго оставалось непонятное беспокойство, как будто с ней было связано что-то плохое.
Пару раз она пробовала поговорить с Эриком о прошлом Ребекки, но он отвечал не очень охотно. Ханна подозревала, что он все еще не до конца пережил ее смерть, и у нее не было сил, чтобы забрать его горе. Он был глубоко сломлен, но хорошо это прятал. Для себя она пыталась понять, что их так связывало. Да, Ребекка была хороша собой, но ее тяжелый характер создавал много проблем. Эрик упоминал только, что она требовала полнейшей отдачи и в моменты помутнений изводила его тем, что он ее не любит. Ему приходилось доказывать это теми способами, которые выбирала она. Что именно это было, Эрик не уточнял, но чем больше Ханна узнавала об их отношениях, тем сильнее убеждалась, что они были нездоровые. Себя она считала кем-то вроде преемницы Ребекки, но бывали моменты, когда она думала, что могла быть лучше нее. Она уважала его желания. И ей ничего не надо было доказывать.
