Я неопределенно хмыкаю. Я знаю кое-что о Колином происхождении — изначально он не был членом «Братвы». Совсем даже наоборот. Николай Кристов прошел подготовку в российской армии. Он был ликвидатором, ни больше ни меньше. Понятия не имею, как разведчик превратился в главаря преступного мира. Его люди доверяют ему. Но я с этим не спешу.
—Говорят, Заяц был твоим отцом,— говорит Кристофф.— Ты был его родным сыном?
Он хочет знать, незаконнорожденный ли я ребенок. Тимон никогда не был женат, но подарил сына своей любимой шлюхе, и этот сын — Йонас. Я унаследовал место Тимона, и поэтому люди предполагают, что я мог быть еще одним его бастардом.
—В чем смысл этих вопросов?— раздраженно спрашиваю я.
У меня нет никакого желания пытаться объяснить Кристоффу, что нас с Тимоном связывали узы уважения и понимания, а не кровные. Йонас знал это. И наши люди знали это. Тимон выбирал лидера исходя из наших заслуг. Ему нужен был человек с волей и качествами лидера, а не генетический наследник.
—Просто поддерживаю беседу,— дружелюбно говорит Коля.
—Знаешь, у нас говорят «Rosjanin sika z celem». Это значит «русский даже ссыт с целью».
Ничуть не обидевшись, Коля смеется.
—Думаю, другая ваша поговорка лучше: Nie dziel skóry na niedźwiedziu.
Это означает «не дели шкуру неубитого медведя».
Кристофф хочет поделить Чикаго. Но сначала нам предстоит убить медведя.
—Ты хочешь запланировать охоту,— говорю я.
—Точно.
Я вздыхаю, глядя на темную безлунную ночь за окном. Несса все еще в саду и отказывается возвращаться в дом. Первые капли дождя падают на стекло.
—Когда?— спрашиваю я.
—Завтра вечером.
—Где?
—Приезжай ко мне на Линкольн-парк.
—Хорошо.
Я уже собираюсь повесить трубку, как Коля добавляет:
—Приведи с собой девчонку.
Несса не покидала этот дом с момента, как я похитил ее. Вывозить ее куда бы то ни было — это риск, не говоря уже о логове русских.
—Зачем?— спрашиваю я.
—Я был разочарован, что не удостоился увидеть ее во плоти во время нашей прошлой операции. Она одна из наиболее ценных шахматных фигур и в тот раз стоила мне целого склада. Я бы хотел лично лицезреть девушку, из-за которой переполошился весь город.
Мне это совсем не нравится. Я не доверяю Кристоффу, и мне не нравится мысль о том, что он будет злорадствовать над ней, как над военнопленной.
Вот в чем проблема союзов. Они требуют компромиссов.
—Я возьму ее с собой,— отвечаю я.— Но никто и пальцем не тронет девушку. Она будет подле меня каждую секунду.
—Разумеется,— легко соглашается Кристофф.
—Do jutra,— говорю я и вешаю трубку.— «До завтра».
Когда дождь расходится не на шутку, я посылаю Клару в сад привести маленькую беглянку назад.
Клара направляется через оранжерею в сад, захватив с собой толстый вязаный плед из библиотеки. Возвращается она уже с Нессой, которая кутается в этот плед, бледная и дрожащая. Браслет все еще надежно закреплен на ее лодыжке. Он выглядит покоцанным, словно девушка пыталась сбить его камнем. Ее нога тоже поцарапана. Клара обнимает девушку за плечи, а Несса идет склонив голову, на ее щеках остались следы от слез и дождя.
Должно быть, Несса выплакала уже море слез с тех пор, как я привез ее сюда.
Поначалу мне было плевать на это. Признаться честно, эти слезы были моей наградой. Изысканной приправой к моему блюду мести.
Но теперь я испытываю самую опасную эмоцию — вину. Эта эмоция истощает, заставляет сожалеть даже о самых необходимых поступках.
Эти девушки становятся слишком близки.
А я становлюсь слишком мягок.
Несса, разумеется, измотана и совершенно замерзла в этом своем тонюсеньком танцевальном наряде. Уверен, что сейчас Клара хорошенько накормит ее, искупает и уложит в кровать.
Тем временем мне не суждено поспать еще ближайшие несколько часов. Если завтра я собираюсь встретиться с русскими, сегодня я должен переговорить со своими людьми. Нужно обсудить нашу стратегию прежде, чем мы добавим в нее Кристоффа.
Я зову всех в бильярдный зал. Это одна из самых больших и центральных комнат на первом этаже с кучей мест, где можно присесть — мне нравится играть и говорить одновременно. Это делает всех более расслабленными и честными. А также напоминает моим людям, что я могу в любой момент надрать им их задницы в бильярде.
Мы устраиваем яростные схватки за бильярдным столом с тех пор, как въехали в этот дом. Иногда на втором месте оказывается Марцель, иногда Йонас. Я же всегда на первом.
Марцель расставляет шары, пока мы с Йонасом готовимся к первой игре.
Йонас устраивает целое шоу, натирая мелом кончик своего кия, пока голубая пыль оседает на темные волоски на его предплечье. Он сегодня еще не брился, так что его легкая щетина рискует стать полноценной бородой.
—Хочешь сыграть на деньги, босс?— спрашивает он.
—Конечно,— отвечаю я.— Чувствую, сегодня мне сопутствует удача — как насчет пяти?
Стандартная ставка — две тысячи долларов за игру. Я начинаю с пяти, чтобы запудрить Йонасу мозг и напомнить, что я не забыл о его выходке с Нессой на кухне. Я уже говорил ему держаться от этой девушки подальше. Я знаю, как он ведет себя с женщинами. Йонас постоянно преследует девушек в наших клубах. Чем больше ему отказывают, тем больше распаляется его интерес.
Мы кидаем монетку, и Йонас побеждает. Он разбивает шары красивым, чистым ударом, загоняя в лунки сразу два. Брат широко ухмыляется, думая, что победа уже в кармане, и даже не смотрит на положение других шаров, в то время как шар №8 перекрывает его №12 и №14.
—Итак,— говорю я на польском, опираясь на свой кий.— Завтра мы встречаемся с русскими. Они хотят обсудить наш эндшпиль
[30].
Йонас загоняет №9 и №11, все еще довольный и уверенный в себе.
—Прежде чем мы начнем обсуждать с ними детали, я хочу услышать ваши идеи. Если есть чем поделиться, я слушаю.
—Почему бы нам не убить девчонку?— спрашивает Анджей. Он сидит за барной стойкой и потягивает пиво. У него массивная квадратная голова, очень короткая шея и рыжеватые волосы. Нынче мужчина выглядит угрюмым и недовольным. Он ненавидит русских и наше с ними сотрудничество, и это можно понять — оба его родных брата были убиты «Братвой». Один в тюрьме во Вроцлаве, другой прямо здесь, в Чикаго.
Анджей делает длинный глоток, а затем ставит кружку на стойку.
