Но я уже знаю, чего хочу.
Я хочу Миколая. Хочу вернуться в тот дом, где каждый день с ним похож на сон, более яркий, чем реальность. Я хочу домой.
За прошедшие недели я начала привыкать к новой реальности. Я сплю в своей прежней комнате, но она изменилась внешне. Я избавилась от всех плюшевых игрушек, подушек с оборками и розовых штор. Теперь она выглядит гораздо спокойнее.
Я не стала возвращаться в Университет Лойолы. Я пропустила слишком много занятий в этом семестре и поняла, что мне это не важно. Я хотела выпуститься оттуда, только чтобы порадовать родителей. Но мои истинные интересы совершенно другие.
Вместо этого я теперь каждый день хожу в «Лэйк-Сити». Я почти закончила свой magnum opus. Я часами работаю в залах, иногда одна, иногда с другими танцорами. Марни создает дизайн сцены, а Серена будет танцевать одну из ролей второго плана. Главная роль будет у меня. Не потому, что я лучшая танцовщица, а потому, что этот балет настолько личный, что я не смогла бы доверить ее никому другому.
Джексон Райт оказывает мне настолько большую поддержку, что я опасаюсь, не подменили ли его инопланетяне. Когда мы встретились первый раз, у него на руке был гипс и перевязь, и он так рвался поприветствовать меня, что чуть не споткнулся о собственные ноги. Его привычный лоск куда-то исчез — волосы в беспорядке, а сам Джексон был весь нервный и вздрагивал каждый раз, когда кто-то шлепал его по плечу или хлопал дверью.
Разумеется, он лишь вынужденно поддерживал мой балет. Но чем больше мы работали вместе, тем более заинтересованным Райт становился. Добровольно вызвался его срежиссировать и давал действительно полезные советы. После репетиции он отводит меня в сторону и говорит: «Поверить не могу, что ты сотворила это, Несса. Я всегда думал, что ты довольно поверхностна. Поверхность, конечно, красивая, но глубины не хватало».
Я фыркаю. Райт умеет превратить комплимент в оскорбление.
—Спасибо, Джексон,— говорю я.— Ты мне очень помог. Похоже, ты все-таки не совсем говнюк.
Он хмурится, но решает придержать язык и ответ, который так и рвется наружу.
Миколай приходит ко мне почти каждый вечер. Мы прогуливаемся вдоль берега озера. Он рассказывает мне о своем детстве в Варшаве, о своих биологических родителях, об Анне. Рассказывает о местах, которые она мечтала увидеть. Спрашивает, где бы хотела побывать я.
—Ну…— раздумываю я.— Я всегда хотела увидеть Тадж-Махал.
Он улыбается:
—Анна тоже. Я хотел отвезти ее туда, когда у нас появятся деньги.
—Мои родители не хотели ехать в Индию, потому что там слишком жарко.
—Мне нравится жара,— улыбается Миколай.— Это лучше, чем снег.
Снег идет прямо сейчас. Большие тяжелые снежинки медленно падают вниз. Они цепляются за волосы Мико и покрывают его плечи. Мы хорошенько укутались, чтобы выйти на прогулку. Воротник двубортного пальто Мико поднят. Мое лицо утопает в меху от воротника моей белой парки.
—А как же это?— спрашиваю я.— Разве это не красиво?
—Это первая зима, которую я не ненавижу,— признается он.
Миколай целует меня. Его горячие губы обжигают мое замерзшее лицо. Снег такой густой, что я не вижу ни озеро, ни свой дом. Мы могли бы быть единственными людьми на планете. Мы могли бы быть двумя фигурками внутри снежного шара, замершими навеки.
Я хочу большего, чем просто поцелуй. Я расстегиваю его пальто и просовываю руки внутрь. Пробегаю пальцами по его крепкому теплому торсу под рубашкой. Миколай не обращает внимания на мои холодные руки. Он прижимает меня крепче и целует сильнее.
Я стараюсь не задевать раны, которые еще заживают. Бинтов больше нет, но порезы были глубокими, и швы еще не сняли.
Обычно, когда мы гуляем по территории дома, за нами следят люди моего отца. Сегодня снег слишком густой. Они не смогут нас увидеть.
Я опускаю руку Мико в джинсы. Его тело согрело мои ладони, и Миколай не морщится, когда я беру в руку его член. Он издает легкий стон и нежно кусает мою губу.
—Я хочу близости с тобой,— говорю я.
—Разве я не должен завоевать доверие твоих родителей?— отвечает он.
—На это может уйти сотня лет,— молю я.— Неужели ты не соскучился по мне?
—Больше, чем думал, что это возможно.
Он снимает свое пальто и расстилает его на снегу. Затем аккуратно кладет меня на него, расстегивает мои джинсы и слегка их приспускает — как и свои. Располагаясь надо мной, Мико скользит своим членом в узкое пространство между моих ног и входит в меня.
Я до сих пор в джинсах, поэтому мои ноги крепко сжаты. От этого пространство для его члена еще меньше, чем обычно. Ощущение от фрикций просто невероятное. Мико едва-едва двигается во мне, а я крепко сжимаю его пенис по всей длине.
При первом же движении у Миколая перехватывает дыхание, словно он сейчас потеряет сознание.
—Боже, Несса,— стонет он.— Ты меня убиваешь.
—Почему?— спрашиваю я.
—Это слишком. Мне слишком хорошо.
Мне тоже умопомрачительно хорошо. Но есть кое-что еще. Я чувствую связь с ним, словно не только наши тела, но и наши души слились воедино. Я знаю, что Мико чувствует то же, что и я. Думает то же, что и я. Он любит меня так же, как я люблю его: безумно, беспричинно, безгранично.
Несмотря на то, что наши движения ограничены, но это и не важно. Мы оба долго сдерживались и жаждали друг друга. Разрядка наступает быстро. Менее чем через минуту я чувствую нарастающее тепло и удовольствие, которое копится и копится во мне, пока не переполняет. И тогда я кончаю, еще крепче сжимая его член. Мико тоже достигает оргазма, обнимая меня так крепко, что кости трещат. Он издает сдавленный звук, стараясь не кричать слишком громко.
Нам хочется полежать здесь подольше, но сейчас слишком холодно, и мои зубы уже стучат. Я встаю, подтягиваю джинсы и снова их застегиваю. Я чувствую, как его сперма вытекает из меня и как намокает мое белье. Мне нравится это ощущение. Оно такое первобытное и грубое. Явное свидетельство того, что я принадлежу ему и только ему.
Одевшись, мы целуемся снова.
—Я скоро верну тебя домой,— обещает Мико.
Он знает, что «домой» — это больше не дом моих родителей.
Иногда вместе с ним ко мне приходят Марцель и Клара. Мы смотрим фильмы в кинотеатре внизу с польскими субтитрами для Клары, потому что ее английский до сих пор отстойный. Я вижу, что моих родителей раздражает, когда они слышат, как мы все вместе разговариваем на польском. Они смотрят на меня как на подменыша.
Родители до сих пор не смирились с переменами, произошедшими во мне. Моя мать хочет, чтобы мы делали все то же самое, что и раньше: ходили вместе по магазинам, устраивали бранчи, посещали мероприятия. Я сопровождаю ее и пытаюсь казаться веселой, чтобы соответствовать маминым ожиданиям. Но я ужасно скучаю по Мико. Вот где проходит граница между нами. Моя мать отказывается обсуждать месяц, когда меня не было дома. Она хочет, чтобы я оставалась такой же, как прежде. Но я просто не могу, как бы сильно ни старалась.
