Мы говорим про Мейсона и про свинью, которую ему подложил Джонни Хенли, отказавшись уйти из команды. Я опускаю руку между подушкой и подлокотником дивана. Там что-то есть. Я засовываю руку поглубже и достаю целую стопку фотографий.
Моих фотографий.
Я изучаю изображения и ищу предлог, чтобы закончить разговор. Мы договариваемся пообедать вместе на следующей неделе и прощаемся.
Глазам своим не верю! Я помню, что видел фотографию со мной на диване, когда приходил за вещами. Но тогда я не придал ей большого значения – в моей студии полно фотографий. Но это… это целая пачка фотографий, спрятанная женщиной, которая серьезно втюрилась. Здесь не только несколько снимков, на которых она сфотографировала меня на пикнике для Эрин, но и более старые фотографии, которые сделала Эрин, когда мы еще учились в университете. Фотографии с дней рождений, отпусков и церемоний награждения. На некоторых из них есть Эрин, но в основном только я. Наверное, Скайлар их нашла, когда разбирала вещи.
Я широко улыбаюсь, представив себе, как она сидит и разглядывает их. Она не хочет, чтобы я знал, что она обо мне думает. Смеясь про себя, я подхожу к шкафу и достаю из него старую фотографию. Выпускной класс школы. Мне было восемнадцать лет. Волосы у меня были еще длиннее и непослушнее, чем сейчас, и я почти уверен, что у меня даже не было нормальной бритвы. Я возвращаюсь к дивану, кладу фотографию в середину пачки и засовываю пачку обратно. Я тебя поймал, Митчелл.
Я слышу, как хлопает входная дверь. Когда я поднимаюсь наверх, Скайлар смотрит на бывший кабинет, широко раскрыв глаза от изумления. Я даже не уверен, что она слышала, как я подошел к ней сзади. Я слежу за тем, как она рассматривает все, что мы сМейсоном сделали, пока она была на работе.
Мы превратили кабинет в детскую игровую комнату. На полу лежит развивающий коврик, а над ним мы повесили мобиль. Мы поставили качающуюся люльку, которую можно трансформировать в обычные качели, когда Эрон подрастет. Рядом с ней расположен детский игровой центр со всевозможными погремушками, которые могли бы его занять. Книжные полки уставлены книгами для родителей, книгами Доктора Зюсса и прочей фигней, которую я заказал в детском гипермаркете. В углу я поставил еще одно кресло-качалку, чтобы нам не приходилось все время бегать на второй этаж. Завершает комнату маленький детский манеж, сбоку к которому приделан пеленальный столик.
Скайлар разглядывает фотографии на стене. Я увеличил фотографию, которая стоит уСкайлар на прикроватной тумбочке. Ту, на которой Эрин гладит ее живот во время пикника. На противоположной стене я повесил увеличенное изображение татуировки Эрин в металлической рамке в форме цветов. Наконец, Скайлар замечает вазу с белыми лилиями на столике рядом с креслом-качалкой.
Даже из-за ее спины я вижу, что она поднимает руку и поглаживает медальон. Я делаю шаг к ней, и она наконец замечает мое присутствие, потому что вздрагивает.
–О господи, Гриффин! Как?.. Когда?..
Она поворачивается ко мне, но ее взгляд все еще направлен мне за спину. Она смотрит на огромный игровой уголок, который я соорудил сегодня днем во дворе.
Скайлар прикрывает рот рукой.
–Ты сам все это сделал?
Она смотрит мне в глаза.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
Она указывает на игровой комплекс на улице:
–Ты же понимаешь, что это еще несколько лет не пригодится, да?
Я смеюсь и качаю головой.
–Можешь просто сказать спасибо, Скайлар.
–Спасибо,– произносит она и протягивает руку, словно хочет погладить меня по руке, но в последнюю секунду отдергивает ее.– Да, конечно, спасибо!
Она заходит в игровую комнату и садится в кресло-качалку.
–Здорово, что не нужно будет бегать наверх каждый раз, когда что-то понадобится. А фотографии…– Она обводит рукой стены.– Они просто идеальны, Гриффин. Все сделано идеально.
Она вытаскивает из букета одну лилию и кладет ее на живот. Потом прикрывает глаза и расслабляется в мягком скользящем покачивании кресла. Я бы все отдал за то, чтобы в руках у меня сейчас был фотоаппарат! Я бы все отдал за то, чтобы сфотографировать ее живот, пока она держит на нем цветок. Я бы все отдал за то, чтобы поцеловать эту женщину с цветком и рассказать про все чувства, переполняющие меня прямо в эту секунду.
–Скайлар…– Мой голос звучит как наждачная бумага. Я прочищаю горло и внутренне готовлюсь к отказу.– Я бы очень хотел тебя сейчас сфотографировать. Можно?
Она смотрит на свой наряд и заводит прядь волос за ухо. Потом кивает.
Не давая ей больше ни секунды на размышление, я мчусь в студию за фотоаппаратом. Через несколько секунд я возвращаюсь и щелкаю фотографию за фотографией. Я делаю несколько десятков снимков, потом ненадолго прерываюсь и перевожу дыхание. Во мне просыпается профессиональный фотограф, и я начинаю раздавать указания:
–Думаю, получится очень выразительный черно-белый снимок, если ты немного приподнимешь футболку и положишь цветок на живот.
Я смотрю на нее поверх видоискателя, а она приподнимает брови. Она хочет возразить, но прежде чем она успевает сказать хоть слово, я говорю:
–Скайлар, я профессионал. Поверь, ты потом скажешь мне спасибо. Получится прекрасная фотография.
Она колеблется, но потом уступает, свободной рукой она медленно приподнимает черную футболку. Футболка некрасиво сминается, поэтому я прошу ее встать и повернуться ко мне в профиль. Я делаю еще несколько десятков фотографий, прося ее подвинуть руку туда, а цветок – сюда. Я ни на секунду не сомневаюсь, что одна из этих фотографий станет моей любимой.
Она чертовски прекрасна. Совершенно безупречна. Как я мог раньше не замечать красоту в беременности? Через объектив фотоаппарата я различаю все изгибы ее живота. Каждую небольшую черточку, свидетельствующую о недавно растянувшейся коже. Каждое трепетание ее нервных ладоней.
Я откладываю фотоаппарат в сторону, мое сердце бешено бьется, а дыхание учащается. Я подхожу к ней и прижимаюсь к ее обнаженному животу. Я обхватываю ее лицо ладонями, и мы смотрим друг другу в глаза. Я вспоминаю про фотографии, спрятанные в диване. Она этого хочет. Мой взгляд падает на ее губы, и янаклоняюсь к ней, готовый принять все, что она готова мне дать. И бороться за остальное.
Я вижу сомнение в ее в глазах, я чувствую его в ее теле. Мои губы едва прикасаются к ее губам, когда я замираю. Я отстраняюсь и смотрю на то, что нас разъединяет. Наш сын. Ребенок, который только что мягко пнул меня в пах. Я тут же кладу руку ей на живот и чувствую те же движения, которые теперь ясно вижу глазами.
Ее живот шевелится еще сильнее, прыгая вверх и вниз, когда Скайлар смеется.
–Кое-кто считает, что тебе не следовало этого делать,– говорит она.
Я встаю на колени и обеими руками обнимаю ее все еще голый живот. Впервые в жизни я отчитываю своего сына:
