Конюхов (великий князь Михаил Николаевич)
Влетаю в дом, когда на дворе уже темным-темно, небо покрыто такими тучами, что и днем было не слишком-то светло, что говорить о почти что ночи? На удивление, у ворот и у входа во дворец караулы. Несут дежурство семёновцы, меня знают, становятся во фрунт, пожирают глазами. В вечернем экстренном выпуске газеты Каткова напечатана моя речь на заседании Сената. Там же– решение Госсовета об экстренном призыве в жандармский корпус и чрезвычайных мерах против террористов, о вводе на всей территории империи режим контртеррористической операции. Столица бурлила. До провинций газеты еще не дошли. Там бурление начнется с завтрашнего утра, когда тексты указов дойдут и до них. Перед тем, как уехал, ко мне прорвался генерал Тимашев, доложив о том, что на большей части адресов удалось арестовать скрывающихся там террористов. В то же время несколько важных фигурантов были упущены. Надо сказать, что бывший шеф жандармов действовал энергично, отдав приказ с революционерами не церемониться и при попытках оказать сопротивление действовать на поражение, не оглядываясь на возможный вой либералов, сейчас не до того.
Зайдя во дворец, я быстро прошел в кабинет, приказав принести туда чаю. Принесли. Напиток был откровенно плох. Отвратительный по вкусу и какой-то мутный, как будто не прошел ферментацию до самого конца. Не черный и не зеленый, что-то промежуточное. Тут появилась супруга.
–Что это?– спрашиваю ее вместо приветствия, не слишком-то вежливо, но я был уже на последних каплях морали. Ольга внимательно посмотрела на меня, потом на стакан в серебряном подстаканнике, что-то подумала, но сдержалась, произнеся:
–Это подарок Джекоба, кавказский чай с плантаций Чаквы, ты же пьешь только его, он напоминает тебе о Кавказе…
–Если бы этот проходимец Макнамарра привез этот чай в Портсмут, его бы сожгли на костре за попытку опорочить чайный бизнес…– брякаю, сориентировавшись в проблеме.
Попавший в плен Джекоб Макнамарра попытался разводить чай в Грузии, выкупив несколько участков земли на горных склонах. Вот только чайный лист с его плантаций… был… да уж… Впрочем, если вспомнить, то единственно приличный массовый чай в СССР– №36– получался только потому, что в нем половину веса составлял индийский чай, пусть и самый дешевый. Ольга на секунду вышла, тут же появился слуга, который унес неудачный напиток. Через несколько минут Ольга вернулась, но уже принесла поднос с чайником и чашками, на подносе были еще и кусочки сахара, вазочка с вареньем и еще одна с печеньками
[82].
–Mein lieber Ehemann. Ich bin sehr besorgt. Was ist los?
[83]
–Ольга, дорогая…
Она действительно выглядит взволнованной, память подсказывает, что супруга, когда нервничает или сердится, переходит на немецкий, это при том, что с детьми она старается говорить на русском, а в обществе весьма неплохо говорит на французском. Но я веду себя не совсем так, как от меня ожидают, но по-другому не получается. Может быть, было бы слияние моей психоматрицы с реципиентом полным, я бы завернул как-то по-другому, но пока что…
–Давай договоримся. В семье, между собой, в обществе мы говорим только по-русски, даже с иностранцами. Тем более с иностранцами. Сейчас партия цесаревича Александра делает ставку на меня, как на будущего императора. Мне предложили возложить на себя венец Романовых, но я отказался…
Заметил, как при этих словах глаза Ольги стали огромными и почти что квадратными… Ага! Она даже онемела, не зная, что и сказать.
–Я предложил созвать Земский собор, который изменит положение о престолонаследовании и даст возможность мне принять корону и скипетр на законных основаниях. Быть диктатором и узурпатором я не собираюсь. И на роль временного правителя, регента не соглашусь. Так можно всю империю…– хотел сказать «просрать», но вовремя одумался,– проворонить. Но мы сейчас обязаны… обязаны стать примером для всех граждан и для всего общества. Поэтому только русский.
–Но почему… отказаться… как? Собор– это так долго!
–Десять дней потерпим.
–Zehn Tage?
[84]
–Цили, я же просил… именно десять дней.
Уф! Спасибо тебе, Миша, что всплыло, как ты называешь супругу в моменты нежного общения… Как ни странно, но это подействовало…
–Прости, но за десять дней…
–Именно, но Валуев сделает всё, чтобы делегаты были отобраны из самых доверенных лиц. Так что, не переживаю за его исход.– Это я соврал, чтобы успокоить жену.
–Я могу чем-то помочь?
Ну, вот, наконец-то ее стойкий немецкий характер дает себя знать.
–Конечно… Цили, во-первых, это безопасность твоя и детей. Дворец будет под усиленной охраной. Дети, все дети будут во дворце– завтра и послезавтра прибудут все. Я прошу тебя понять, что временные неудобства и требования охраны– именно временные, пока не удалось полностью решить вопрос с нападавшими.
–Что-то известно?
–Да, исполнители– народовольцы-террористы. Но вот кто стоит за ними– это главный вопрос. Сами они такое провернуть не могли бы.
–И кто, ты думаешь?– ее русский все-таки иногда чуток сбоит, хотя она освоила язык более-менее хорошо.
–Тут все просто: англичане, пруссаки или австрийцы. Французам не до того. Но кто точно– тут нельзя гадать, тут надо знать наверняка.
–Это будет война?
–Обязательно будет, точнее, она уже идет, но какой будет эта война, тайной или явной– время покажет. Мы не имеем права ошибиться так же, как во время Крымской катастрофы. Оказаться одними против всей Европы… И еще, что касается детей… Меня беспокоит Алекс… Очень беспокоит. Я решил купить что-то в Крыму. Теплое море будет благоприятно для его здоровья. Так что будь готова часть времени проводить у моря, теплого моря, дорогая. С детьми и со мной. Пусть не все время. Но императоры тоже имеют право на отдых.
А это предложение супруге явно понравилось, хотя… Чувствую, что ей не слишком нравится выпускать контроль надо мной, но тут вам не там, так что пусть пока переваривает высказанное.
–Да, Михель, ты изменился, очень… весьма… изменился.
–Лучше говорить «очень изменился», дорогая Цили, вот только и ответственность на мне лежит… сама понимаешь. Это даже не наместничество на Кавказе. Это все намного, намного сложнее.
