Глава одиннадцатая
Очень сложный материал
Задача лидера – быть сильным, но не грубым; быть добрым, но не слабым; быть смелым, но не запугивать; быть вдумчивым, но не ленивым; быть скромным, но не робким; быть гордым, но не высокомерным; иметь чувство юмора, но не безрассудство.
Джим Рон
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец.
6 марта 1880 года
ЕИВ Михаил II
Почему мне вспомнилась цитата из Джима Рона? Потому что не прав был этот хитровыделанный мормонский проповедник. Нагромоздил кучу красивых фраз. А вы подумайте: что это получится за лидер – ни рыба, нн мясо, хитрюган и интриган, который будет прикрывать низменные помыслы красивыми фразами? Но если это мормонский лидер, то я тогда испанская принцесса! В любом случае подобного г…на из меня не получалось. Как-то из характера, как углы из плохо выточенного шара, вылезают принципы, несообразные этому времени.
Вот и с Валуевым как-то несколько раз прорвало.
Конкретно так прорвало. Надо быть сдержаннее, господин попаданец, а то и попасться можно! Еще раз прокляв свой длинный язык, пошел поговорить с семьей. Был у меня такой план: постепенного вовлечения сыновей в дела управления государством.
И вот тебе, батенька, полный афронт и сплошное разочарование. Такого провала Штирлиц не ожидал. Когда я зашел в комнату отдыха, первое, что я увидел – абсолютно равнодушные взгляды детей. Всех. Сандро и младшего не брал специально. А эти? Им было абсолютно неинтересно то, что происходило за этой дверью. Они не то чтобы не поняли, о чем там говорили, они и не пытались понять! Черт! Я что, от них многого хочу? Или они просто не понимают, что с недавних пор стали не просто великими княжатами, а цесаревичами? Ну, один из них точно, остальные – в потенциале. Что именно на них будет строиться династия и благополучие Державы? Я спросил, не устали ли они, Николай тут же сослался на рану и отпросился, ушел.
А потом – молчание и ни одного вопроса. Вопрос возник у меня, когда все дети покинули комнату по секретному ходу на второй этаж. Я спросил Ольгу:
–Скажи, дорогая, мы правильно воспитывали наших детей?
Победоносцев
Есть моменты в жизни, когда решается судьба человека. Сегодня я ехал в Ново-Михайловский дворец на аудиенцию к его императорскому величеству, и приглашение сие жгло мне руки, а предстоящий разговор точно так же огнем изводил душу мою. Будучи человеком твердых принципов, я был готов принять за них все – отставку, ссылку, даже смертную казнь! Но вот встречи с государем побаивался. Надо сказать, что Михаил Николаевич, тот, которого я знал, и знал, доложу я вам, неплохо, куда-то исчез. Я не узнавал в императоре того неспешного, самоуверенного, выдержанного человека, по-солдатски прямолинейного, с которым часто работал в Государственном совете, будучи сенатором. Увы мне, скорее всего я просмотрел те перемены, которые случились с ним, когда Михаил Николаевич возглавил Госсовет. Он и раньше отличался усидчивостью, вдумчивостью, трудоспособностью. Думаю, таким образом он пытался скрыть некую ограниченность интеллекта, присущую монаршим родственникам. Зато апломба и самомнения у него было, как у всех Романовых – в избытке. Однажды, в раздражении, я поинтересовался, в чем смысл его трудов в управлении государством, и получил ответ истинного солдафона: «В точном исполнении воли царственного брата Александра». И что тут сказать? Действительно, как исполнитель воли монарха он был на своем месте. Но как только оказалось, что власть сосредотачивается в его руках, как Михаил Николаевич, тот, старый добрый младший брат царя куда-то исчез! Появился человек жесткий, даже жестокий, целеустремленный, идущий к решению поставленной задачи напролом. При этом он сумел так исказить закон, что его приход к власти выглядит вполне легитимным! Да, господа, с моим характером долго на своем сенаторском месте не усижу, да и из Государственного совета вылечу, к гадалке не ходить. Я понимаю, что Валуев постарался, собрал Земский собор настолько быстро, насколько это вообще было возможно! И не придраться – делегаты были от всех земель и всех сословий государства Российского. И требования закона соблюдены – на голосование выставили три кандидатуры – двух Михаилов: Николаевича и Александровича, внука покойного государя, а также еще одного брата царя – Константина. На последнем настоял опять-таки будущий наш государь.
Чего он этим добивался? Выявить оппозицию? Зачем был подобный риск. Мое мнение же оставалось неизменным: ясчитал, что наследником престола надо объявить Михаила Александровича, ибо «Закон о престолонаследии» иной трактовки событий не допускал. С точки зрения закона и никак иначе! Конечно, Михаил Николаевич в таком случае обязан был стать регентом и выводить страну из кризиса, случившегося сим несчастным взрывом во дворце. До последнего сомневался, что сие дело рук людских. Увы мне. Ошибся. Опять ошибся. Вот и на соборе… Кто тянул меня за язык? Но я встал и подал свой голос за Михаила Александровича. Не просто подал, а выступил с речью и обосновал свое мнение и действие. Увы! Не я стал главным скандалом собора! Отнюдь! Мои лавры нарушителя общего мнения сорвал гофмейстер двора Алексей Николаевич Толстой. По совместительству своему он еще и старшина Английского клуба, но в том клубе состоят и Валуев, и Тимашев, и Гурко – люди, которые поддерживали кандидатуру великого князя Михаила Николаевича. А тут встает гофмейстер Толстой. Фигура, конечно, заметная, но не слишком-то. Не тяжеловес в политике, отнюдь. И предлагает кандидатурой малолетнего Альфреда Эдинбургского, при регентстве его матери, Марии Александровны, дочери Александра Николаевича и ее мужа, Альфреда, герцога Эдинбургского, графа Ольстерского и Кентского, второго сына королевы Виктории. После чего сей «государственный муж» произнес длительный спич о пользе такового соединения двух наших держав, с перспективой унии, после которой объединенной монархии никто в мире противостоять не сможет, ибо некому будет! По традициям Земских соборов такое «выкрикивание» кандидата вполне себе допускалось, за него также должны были голосовать депутаты. Было еще несколько выступлений, цель которых исключительно затягивание сего собрания. Но вскоре прошло голосование, оно-то и расставило все на свои места. Не без моей поддержки внук покойного царя, Михаил Александрович, набрал сто сорок три голоса, за великого князя Константина Николаевича проголосовали тридцать депутатов ровно, за Альфреда – шестеро. Понятно, что подавляющее число голосов были на стороне Михаила Николаевича. Я присягнул государю, ибо мое личное мнение ничто противу мнения всего Земства Земли Русской.
Но вот по второму вопросу о созыве Поместного собора Русской православной церкви я опять был против, опять выступил с пламенной речью и опять оказался в подавляющем меньшинстве. И как мне после сего воспринимать приглашение на личную аудиенцию к его императорскому величеству?
ЕИВ Михаил II
Кого мне напоминает господин Победоносцев? Да, точно, это он! Он более всего напоминает такого человека, как Суслов, который был членом Политбюро ЦК КПСС. Чем? Пожалуй, что всем! И даже внешне есть какое-то неуловимое сходство: оба несколько худощавы, подчеркнуто аскетичны в одежде, скупы в эмоциях; тонкие, поджатые в гримасе непроизвольного интеллектуального превосходства губы, высокие лбы. Вот только с шевелюрой у Константина Петровича намного хуже, нежели у Михаила Андреевича, да лицо последнего попроще, более пролетарское, что ли. Победоносцев же аристократически утончен. А в остальном, главное, в характерах своих и влиянии на судьбы государства схожесть просматривается. Оба пытались «законсервировать» ситуацию, были подвержены букве законов или цитат классиков, оба тормозили движение государства и ненавидели любые преобразования, особенно либерального толка. А скольких людей они раздавили своим упрямством, неумением прислушиваться к мнению собеседника, нежеланием отойти от догм, которые трактовались ими как единственно верные убеждения? И что мне с ним делать? Этот вопрос не давал мне покоя. Но инициативу в беседе господин сенатор решил взять на себя, что говорило о его высшей степени нервного возбуждения.
