За свой кошт он сумел организовать командировку в одну из лабораторий Вены, где у него явно нехороший конкурент по фамилии П. сумел похитить идею и чертежи некого чудесного прибора, способного испускать невидимые лучи. И более того, они якобы могли проникать через твердые, непрозрачные преграды и позволять на специальном экране лицезреть скрытое за ними. Не сумев добиться справедливости у австрияков, Яков Апрелевич на последние гроши вернулся домой, а теперь желает передать идею чудесного прибора на суд лучших ученых Санкт-Петербурга. Но для этого не хватает безделицы. Нужно совсем немного денег. Рублей пять-десять ассигнациями, дабы новый Кулибин смог бы добраться до столицы, как это приличествует добропорядочному обывателю, не рискуя иметь неприятности с полицией или бдительными дворниками, которые, как известно, состоят на службе в охранке.
–Пятьдесят?– переспросил я Витте, но тот с усмешкой произнес:
–Нет, именно пять или десять, на ваше, государь, усмотрение!
И мы оба громко, даже несколько более чем дозволяют приличия, рассмеялись. Тут секретарь отметил, что в пакете было несколько подробных чертежей, выполненных достаточно профессионально. Ну последнее было понятно, ибо сии фигуры попали на бумагу под бдительным контролем со стороны Сандро и меня и представляли подробное изображение первого в Российской империи рентгеновского аппарата, созданного отцом русского радио Поповым. В реальной истории Александр Степанович за пару дней склепал этот агрегат по личной просьбе адмирала Макарова, искренне желающего спасти от суда и каторги своего друга – графа Воронцова-Дашкова. Этот очень богатый и знатный человек имел неосторожность ранить выстрелом из ружья свою супругу, которая, говоря простым языком, наставила ему рога. Но поскольку всю дробь не смогли сразу извлечь из одного деликатного места, начался процесс воспаления и потребовалась срочная диагностика. К счастью, конструкция прибора была простой и надежной, и все остались живыми и довольными.
Но поскольку Витте не знал всех этих подробностей, то посмеялся над «явным жульничеством» со стороны «образованного мазурика» ипервого апреля с шуточными комментариями ознакомил императора со всеми документами. Однако государь затратил на смех всего несколько секунд, а потом распорядился вызвать для экспертизы документов Дмитрия Ивановича Менделеева, сопроводив это незнакомым каламбуром: Коли шансы на нуле, ищут злата и в золе! А потом закончил совершенно серьезно: давайте проверим, а вдруг это не жулик, а настоящий ученый. Однако комедия быстро перешла в разряд трагедии. Через пару недель в одной из газет Киева появилась короткая заметка о гибели под копытами лошади и колесами экипажа физика-любителя господина Веселаго, тело которого доставлено в морг и ищут родственников, дабы оповестить о сем прискорбном случае. Тем временем Дмитрий Иванович изменил ироническое отношение к врученным ему документам на явный интерес. Инстинкт настоящего ученого подсказывал ему, что в его руках находится путь к открытию. Но будучи профессиональным исследователем, Менделеев представил императору список наиболее известных ученых столицы, кои еще не успели погрязнуть в ретроградстве и слыли новаторами. Среди них был и приват-доцент Санкт-Петербургского университета Хвольсон. Естественно, что император не стал возражать против этой кандидатуры, но настоял на том, что все исследования должны проходить на территории Минного офицерского класса в Кронштадте. Тем паче что там была отличная лабораторная база, отменная мастерская, библиотека, опытные специалисты, и Дмитрий Иванович был там своим человеком. Разумеется, была выделена солидная сумма наличными, обещаны повышенные оклады, что мгновенно ощутили Менделеев и Хвольсон, а также члены их семей, и высказаны высочайшие надежды на положительный результат работы. Но было поставлено два достаточно жестких условия. Во-первых, император категорически настаивал на максимальной осторожности. Ссылаясь на свой печальный опыт попадания под луч прожектора в последние войны, а также на наблюдения военных медиков, констатирующих нарушения здоровья лиц, обслуживающих эти мощные светильники, Михаил Николаевич сказал следующее:
–Господа, ваши жизни принадлежат России, вам суждено прославить отечественную науку, и ваши имена навечно занесут в анналы. Но вы должны крайне бережно относиться к здоровью, не идти на ненужный риск. Если прогноз погибшего изобретателя оправдается, то я категорически запрещаю вам проводить эксперименты с участием людей, во всяком случае, пока не будет изучена и понята малейшая деталь. Я хочу, чтобы не только я, но мои дети и внуки имели возможность учиться у вас, господа. И во-вторых. До тех пор, пока весь прибор и все, что с ним связано, не будет защищено оформленными по всем правилам привилегиями и патентами, как российскими, так и в Европе и САСШ, в печать и в разговоры с вашими коллегами не должно проскользнуть ни слова о проводимой работе. Я не хочу, чтобы какой-нибудь британский или североамериканский проходимец похитил заслуженную славу у вас, а значит и у России. Работайте спокойно, если будут любые просьбы, то обращайтесь к моему секретарю, он предупрежден о приоритетности в решении подобных вопросов. Я верю в ваш гений и жду результатов.
Через два месяца, Менделеев и Хвольсон с гордостью продемонстрировали императору Михаилу II фотоизображения скелета морской свинки. Помимо поздравлений, крупной премии и награждения орденами обоим ученым предложили продолжать работы в особой лаборатории в Минном классе, но после подписания бланка со следующим текстом:
«Я, нижеподписавшийся, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед святым его Евангелием в том, что хочу и должен его императорскому величеству… верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови… Всякую вверенную тайность крепко хранить буду… В заключение сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего…» Подписи были заверены личным духовником государя и подполковником Ивановым, который стал руководителем секретной части, срочно введенной в штат Минного класса в рамках новых, естественно, сверхсекретных работ.
В это же время мы решили пойти еще дальше: Подполковнику с такой редкой среди аристократии фамилией было поручено рассмотреть заявки на привилегии за последние двадцать пять лет, в первую очередь отвергнутые, а также те, что лежали «мертвым грузом», составить из них краткую опись – название, автор, краткий смысл. Кроме того, подобную опись ежемесячно давать по новым заявкам. Независимо от того, одобрены они или нет. И к государю на стол. Государь лично будет отбирать наиболее интересные и передавать их в ведение Анилинового комитета, который уже окрестили Менделеевским. Для чего сей комитет расширил штаты, пригласив не только химиков, но и ученых в других отраслях. Ну а в том, что среди прочего мы будем просовывать идеи из будущего никто, естественно, царя-батюшку заподозрить не мог. Не царское это дело – придумки сочинять!
Глава пятая
Время пришло!
У судьбы нет причин без причины сводить посторонних.
Коко Шанель
Санкт-Петербург. 24 марта 1880 года
ЕИВ Михаил II
Сколько свободного времени у государя? Да его нет совершенно. Если работать, а не в ворон стрелять, конечно. Очень много времени занимает выполнение религиозных обрядов. Никак не мог примириться с этим, пока однажды не снизошло. Не знаю, что это было, бубнил молитвы, механически, глядя в молитвослов, также механически обмахивал себя крестным знамением, произнеся последнее «Аминь», устало опустил руки. И тут мне показалось, что икона Владимирской Божьей Матери (один из ранних списков чудотворной иконы) мигнула мне, и слеза… Слеза? Я как-то очумело подошел поближе к иконе, думал, что это глюки от усталости. Почудилось… Да и что тут не почудиться? Я подошел почти вплотную. Под золотым окладом было спрятано все, кроме лика Богоматери и младенца Иисуса. И я увидел маленькую капельку влаги у уголка левого глаза Девы Марии. Трезвым разумом циничного атеиста из позазавтрашнего века я понимал, что от перепада температур бывают такие природные явления и на старых досках появляются капли влаги. И что из этого? Но во мне было какая-то частица и того, другого, Михаила Николаевича, который твердо верил, что видит истинное чудо. Но мы оба решили не говорить об этом никому ни слова. Этот случай как-то меня успокоил, и я перестал раздражаться от православных обрядов и необходимых молитв. Походы на службы, не только в домовую церковь, но и в один из соборов, по выбору, перестали меня напрягать. А вот сегодня, у Исаакиевского собора оно и случилось.
