На этой торжественной ноте визит господина Роберта Ялмара Нобеля был завершен. И я был уверен, что на эту приманку семья Нобелей рванет. Или я ничего в людях не понимаю.
На сегодня еще одно дело, и можно идти отдыхать. Подвигаю к себе документ, на котором написано в заглавии «Структура Генерального штаба Российской императорской армии». Интересно, что там Николай Николаевич Обручев напридумывал. В общем, как и ожидалось, осталась структура Главного штаба с его перегруженностью функций.
Не, не то я хотел от него. Нажимаю сигнал вызова. Витте тут же появляется. Он у меня незаменимый и постоянно при исполнении. Работоспособность – дичайшая!
–Сергей Юлиевич, Николай Николаевич уже прибыл?
–Да, государь, ждет уже шесть минут.
–Хорошо, проси его. И сообрази нам чаю, кофе, надо чуток дух перевести.
Витте, уже хорошо освоивший приемную в Мариинском дворце, склонил голову. Значит, буквально через несколько минут все будет на столе. Входит Обручев, которому позволено ко мне обращаться не чинясь. Знаю его давно, как одного из самых толковых специалистов в своем деле. На Кавказе мы с ним работали плотно. Весьма плотно. После короткого, по-военному четкого приветствия мы расположились за столом, от чая Николай Николаевич отказываться не собирался, и еще добрых четверть часа мы были заняты утолением голода телесного. Потом перешли к делам.
–Николай Николаевич, я пересмотрел ваши предложения. Главный штаб не просто переименовывается в Генеральный. Я ведь просил подумать о его новой структуре и функциях. Думаю, что мне надо было детализировать свои мысли. Я хочу, чтобы Генеральный штаб занимался исключительно подготовкой армии к войне. На нем будет лежать вся ответственность за разработку и проведение военных кампаний, отдельных операций, повышение тактического и стратегического мышления наших доблестных военных.
–Михаил Николаевич, в последней фразе я услышал некую иронию. Или я ошибаюсь?– Обручев посмотрел меня настороженно. Я никогда ранее не позволял себе иронизировать по поводу армейских дел и, тем более, армейской доблести.
–Да нет, правы вы, правы. Скажу честно, чем я озабочен. Вы уже в курсе того, что получен бездымный порох и над ним идут работы по усовершенствованию. Пока что первые результаты. Но… Даже на винтовке Бердана мы получаем результат прицельной стрельбы около километра. Более тысячи шагов, куда как более! В новой войне приказ «Стоять и умирать» будет считаться не доблестью, а преступлением. Плотность только ружейного огня перевернет наше представление о войне как таковой. А наши генералы готовы к предыдущей войне. Н-да. И нам предстоит все это болото…
–Государь, вы ставите серьезные задачи, а говорите столь уверенно, как будто видите эти войны будущего. И вам не страшно?
–Честно говоря, Николай Николаевич, страшно. Очень страшно. Но… Как и положено артиллеристу, главное, увидеть цель, а поразить ее уж найдем как. Простите, отвлекся. Так вот, структуру Генерального штаба я вижу так: четыре управления. Первое – оперативное. Второе – организационно-мобилизационное. Третье – военных сообщений, и четвертое – аналитическое, в него помимо статистического будет входить и Главное разведывательное управление, о его структуре и функциях мы уже с вами говорили. Отдельно надо выделить научно-уставной отдел.
Я взял небольшую паузу и выложил перед Обручевым схему того, как я это вижу. Я воспроизвел по памяти структуру Генштаба РККА после реформы 1924 года. Тут было расписано почти все, что мне было нужно на данный момент. При этом важнейшей идеей стало четкое разграничение функций Военного министерства и Генштаба.
Да, отдых мне сегодня только снился… И мы склонились над схемой… Уточняя, что-то меняя, карандашом выписывая фамилии тех, кто мог занять ту или иную должность. Этот день закончился как всегда, раньше, чем закончил работу. Домой я вернулся за полночь.
Глава восьмая
Отбросы…
Настоящих героев делает тяжелый труд и цельность характера.
Хоуп Соло
Санкт-Петербург. Петропавловская крепость.
Март – апрель 1880 года
Полковник Мезенцов
Трудно работать с этим контингентом. Трудно, но надо. Как только рана затянулась и врачи дозволили мне ходить, состоялась беседа моя с государем. Михаил Николаевич опять высказал свою признательность в спасении не только себя, но и семьи. Как следовало из показаний англичанина Фиппса, нападавшие имели намерение проникнуть в дом и извести всю семью вероятного претендента на престол. Кандидатуры слабовольного коррумпированного Константина или еще более коррумпированного и слабовольного Николая их устраивали намного больше, в том числе в качестве регентов. Бесед было несколько. Мне казалось, что государь присматривается ко мне. А после состоялся тот разговор, который и решил мою судьбу. Государь задумал создать Службу императорской безопасности. Пока что не было у нее руководителя, и все подразделения службы подчинялись напрямую государю.
Состояла она из трех комиссий. Комиссия надзора, Комиссия сообщений, Комиссия исполнения. Каждый из руководителей имел право на круглосуточный доступ к императору. Я комиссар-3, и на мне лежит исполнение самых сложных поручений монарха. Причем и таких, о которых нельзя писать в мемуарах. Чин полковника я получил авансом, перепрыгнув подполковника, который мог бы получить по выслуге, если бы были засчитаны годы отпуска. Итак, Комиссия надзора – это люди, которые очень аккуратно будут контролировать самые-самые верха: иРомановых, и высших чиновников, и работу жандармов. Для всех это 1-я комиссия СИБ. Кто ею руководит, даже я не знаю. 2-я комиссия СИБ – сообщений, это своеобразная курьерская служба. Даже не фельдъегеря. Бери выше. Через эту службу проходят письма и устные приказы государя особой важности или секретности. 3-я комиссия – за мной. У меня два отдела – внутренний и внешний. Пока сотрудников кот наплакал.
И для выполнения некоторых деликатных поручений приходится работать с местным контингентом, как сказал государь, на этом этапе без аборигенов не обойтись. Вот только следов оставлять нельзя. Никаких. Но тут скрипнула дверь. В допросную доставили молодого человека, студента, у которого еще и борода не образовалась. А вот усы уже носит.
Голову покрывает густая шевелюра. Одет опрятно, аккуратно. Несмотря на то, что его доставили из мест не столь отдаленных, чувствуется, что превратности судьбы его не сломали. Да и что тех превратностей?
–Абрам Липманович Бак? Не так ли?– спрашиваю, пристально вглядываюсь в глаза молодого человека. Интересно, что такого в нем нашел государь?
–Трудно себе представить, чтобы вы увидели тут кого-то другого,– отвечает. Он и на допросах был дерзок. И вины за собой не признавал, да и было той вины…– Позвольте узнать, кому я понадобился так срочно, чтобы вытаскивать меня из ссылки в Бахмуте и сюда, в крепость?
–Полковник Мезенцов.
–Жандарм?
–Что-то вроде того. Только жандармы – это цепные псы режима, как любите вы, революционеры, говорить. А я – цепной пес государя.
