Конрауд начал догадываться, к чему ведет Эйглоу.
–Через много лет военную зону ликвидировали,– продолжала та.– Солдаты покинули этот район, и более десятилетия в заброшенных ниссеновских бараках селились неимущие. Однако власти решили, что бараки больше не пригодны для проживания, поэтому выселили из них людей, а вместо прежних построек воздвигли дома, которые стоят там по сию пору. Одно из зданий выстроили прямо на том месте, где располагался перекресток. На первом этаже поселились молодожены из Рейкьявика, у которых родилось двое детей. Младшего ребенка сбила машина прямо у подъезда.
Конрауду хватило одного взгляда на лицо Эйглоу, чтобы понять, как непросто ей даются эти слова.
–Вот как ты мне все это объяснишь, Конрауд?– спросила она.– Если у тебя есть хоть какое-то рациональное объяснение, буду рада его услышать.
34
Рандвера в очередной раз привели в допросную. Ему была оказана самая действенная медицинская помощь, и с заново перебинтованной головой он выглядел уже не так жалко, как раньше. На его враждебный настрой и нежелание сотрудничать со следствием это, однако, никак не повлияло. С нахмуренными бровями он сидел возле своего адвоката, уставившись на Марту взглядом, в котором читалась неприкрытая угроза. На этот раз допрос вела она, полная решимости не позволить Рандверу себя запугать: за время своей работы в полиции ей приходилось укрощать бандитов и поопаснее. Поэтому спустя примерно полчаса уверток, увиливаний и вполне прозрачных намеков Рандвера на то, что он еще с ней разберется, терпение Марты лопнуло, и она захлопнула лежащую на столе папку с материалами дела.
–Тот сопляк все еще полумертвый в больничке?– ухмыльнулся Рандвер. Адвокат держал его в курсе состояния Ласси, и тот факт, что парень оказался в отделении интенсивной терапии, казалось, не вызывает у него никаких угрызений совести. Напротив, эти допросы были для него хоть каким-то развлечением – все лучше, чем томиться в одиночной камере.
–Он очень плох,– сказала Марта.– Поизмывался ты над ним, конечно, от души.
–Я к нему даже не прикасался,– осклабился Рандвер, обнажив желтые зубы.– Сколько раз можно повторять? Я и пальцем его не тронул. Я знать его не знаю!
–Чего ты боялся, Рандвер?– спросила Марта.
–Боялся? Да ничего!
–Еще как боялся. Ты боялся Данни.
–Не гони пургу! Тебе надо почаще трахаться – может, тогда у тебя мозги на место встанут. Если что, я тебе помогу. Хоть сейчас. А? Как ты? Прямо здесь. Ты не стесняйся – только попроси.
Марта бросила взгляд на адвоката, который, однако, ограничился тем, что поправил свои модные очки в черной оправе известного бренда и пожал плечами, словно намекая, что ответственности за поведение своего подзащитного он не несет. Вероятно, он просто боялся Рандвера.
–Чем она тебе угрожала?– снова обратилась к уголовнику Марта.
–Ничем. Ничем она мне не угрожала. Чем ей было мне угрожать?
–Не знаю, не знаю,– покачала головой Марта.– Однако у меня есть информация, что она собиралась кое-что запостить в Интернете. Не скажешь мне, что конкретно?
–Вообще понятия не имею, о чем ты.
–Может, и не имеешь, но испугался ты не на шутку: ты даже пригрозил убить и ее, и Ласси, а трупы выбросить на свалку.
Рандвер призадумался. Ему хватило нескольких секунд, чтобы сложить два и два и понять, откуда ветер дует:
–Вам что, Бидди, что ли, это наплел?
–Что же такого знала Данни, из-за чего ты так озверел?
–Ничего! Это все фуфло! Вы себе это все сами напридумывали.
–Может, смерть Данни все-таки была не случайной?
Рандвер не отвечал.
–Она кому-нибудь еще угрожала?– упорствовала Марта.– Говорила, что выложит в Интернет еще какой-нибудь компромат?
Рандвер словно воды в рот набрал.
–Тебе никто не приходит на ум из тех, кто мог точить на Данни зуб по той же причине? Может, кто-то из вашей тусовки? Кто-нибудь из твоих подельников? Те, для кого ты организовал контрабанду наркотиков в Исландию? Те люди знают о Данни? А может, Данни была в курсе, кто они?
–Да ни одному слову этого Бидди нельзя верить!– огрызнулся Рандвер.– Начнем с того, что это он так отколошматил Ласси. Ласси обозвал его соплежуем и педиком, вот у Бидди и сорвало крышу. Я едва оттащил его от парня, иначе бы он его прикончил.
Адвокат кашлянул, словно намекая Рандверу, что ему стоит попридержать язык. Тому, однако, было явно плевать.
–Так, значит, ты его все-таки знаешь? Ласси, я имею в виду.
–Чего?– только и произнес Рандвер.
–Ты был с ним в том сарае!– напирала Марта.
–Бидди все заливает!– рявкнул он. Всего на пару мгновений Рандвер позабыл о своих словах насчет того, что в сарае его с Ласси не было и что он с ним даже не знаком.– Нельзя ему верить! Он же по фазе сдвинутый! Дебил! Вы, видно, его уломали? Так ведь? Ему теперь что же, ничего не будет? Этому кретину ничего не будет?!
–Да, кстати…
–Знаешь что? Передай Бидди, что как только я отсюда выйду, тут же его укокошу!– рявкнул Рандвер.– Он покойник! Так и скажи ему, сука ты легавая! Он покойник!!
Адвокат, молодой увалень, которому с горем пополам и лишь со второй попытки удалось закончить юрфак Университета Рейкьявика, видимо, посчитал, что пришло наконец и его время вмешаться, и склонился к своему подзащитному, чтобы что-то прошептать ему на ухо,– в сериалах про полицию он видел, что так часто делают его киношные коллеги. Однако Рандвер оттолкнул его с такой силой, что тот чуть не свалился со стула. Его фирменные очки со звоном брякнулись на пол. Наклоняясь, чтобы их поднять, адвокат стукнулся лбом об стол и издал звук, похожий на скрип ботинка, у которого отваливается подошва.
35
В тот момент, когда Конрауд поспешно заходил в кафе, чтобы спрятаться от дождя, зазвонил его мобильник. С ним пыталась связаться бабушка Данни. Немного поколебавшись, Конрауд отклонил звонок и сразу же укорил себя за бестактность: он устранился от расследования и не представлял, чем может помочь несчастным пожилым людям, но в то же время испытывал к ним жалость, понимая, в каком отчаянии они находятся из-за смерти внучки. Само по себе это уже являлось трагедией, но в их случае эта трагедия была и того ужаснее, поскольку им вновь приходилось переживать те же чувства, что и когда в ДТП погибла их дочь – мать Данни.
Когда они прощались с Эйглоу возле мэрии, дождь лил как из ведра. Конрауд пока не решил для себя, насколько серьезно относиться к тому, что она ему рассказала. С другой стороны, Эйглоу ни на что особо и не претендовала – она лишь откровенно поделилась с ним тем, что ей пришлось пережить, и уже само это было поводом для уважения. Конрауд считал ее честным человеком и ни на секунду не сомневался, что она говорит правду. Несколько минут они просидели в тишине, глядя на Тьёднин за стеклянной стеной мэрии, пока Эйглоу не сказала, что ей пора.
