–В каких отношениях вы были с Нанной?
–Ни в каких! Я едва ее знал. А что насчет работы, так я этого уже и не помню.
–Ну разумеется. Вы склонили ее к половой связи? Так обстояли дела? Вы изнасиловали ее, а потому утопили?
Эймюндюр замотал головой:
–Изнасиловал? Да что вы несете?! Это же был несчастный случай! С чего вдруг вы мне такие вопросы задаете? Что с ней случилось-то?
–Вы уверены, что не строите из себя святую простоту?
–Да вы что, думаете, я был способен на такое?
–А вы совсем не изменились: продолжаете делать то же самое, что и в молодости,– измываетесь над женщинами. В особенности над теми, что не могут дать вам отпор, потому что слабее… Ну так зачем вы хотели меня видеть?
Эймюндюр молчал, размышляя над словами Конрауда.
–Я помню одного человека, который приходил в наш барак пару раз,– заговорил он наконец.– А может, и чаще. Точно не скажу, потому что я старался проводить там как можно меньше времени. В общем, это был один тип, которого мать Нанны знала по клинике. Она там работала.
–Да, я в курсе. И что?
–Тот тип был туберкулезником. Она, еще помню, говорила, что он лежал в диспансере Вивильсстадир
[18]. Не знаю, работал ли он тоже в клинике или приходил туда на прием, когда познакомился с моей мачехой.
–На прием?
–Ну да, у него нога была больная. Туберкулез костей, в общем.
–И?
–Он…
Внезапно Конрауд понял, что сейчас скажет Эймюндюр.
–Он хромал?
–Ну да. Я подумал, что вам будет интересно это узнать, раз уж вы спрашивали у меня про хромого, который разгуливал вблизи Тьёднина, когда умерла Нанна.
–Вам известно, как звали того человека?
–Нет.
–А почему же вы мне сразу о нем не рассказали?
–Так мне продолжать, или не стóит?
–Мне кажется, что вы…
–Мне неважно, что вам там кажется,– перебил его Эймюндюр.– Я Нанну и пальцем не трогал. А вспомнил я об этом только после того, как вы ушли. Хромоногого, что приходил к нам на Скоулавёрдюхольт, я видел и после смерти девочки.
Конрауд кивнул в ожидании того, что Эймюндюр скажет дальше.
–В те годы я не просыхал, так что воспоминания у меня размытые, и тот тип мне бы и в голову не пришел, если бы вы не упомянули о хромоте. В общем, мы с приятелями как-то пили на площади Ойстюрвёдлюр, и тут является этот самый туберкулезник. Потом он ушел, и кто-то из мужиков сказал, что он спит с маленькими девочками. И с мальчиками. Ну, в общем, что он педофил.
–Так вы точно не знаете его имени?
–Точно.
–Он был в возрасте? Или молодой?
–Если вы хотите понять, жив ли он еще, я вам скажу: он уже наверняка горит в аду вместе со своей хромой ногой.
–Ваши приятели о нем еще что-нибудь говорили?
–Очевидно. Но я запомнил только это.
–А зачем он приходил к вам в барак?
–А я откуда знаю? Что я, спрашивал что ли?
–Если бы тот человек действительно надругался над Нанной, разве бы ее мать этого не заметила? А может, она знала об этом? Знала и ничего не предпринимала?
–Понятия не имею. Она же была пьянчужка. Я что, не рассказывал вам, что она заливала за воротник? С работы ее, однако, не выгнали.– Эймюндюр наклонился вперед:– Поговорите с ними, а?– сказал он, кивая на дверь.– Скажите им, что я вам помог. Я же вам помог, правда?
Конрауд помотал головой, будто услышал самую нелепую просьбу на свете.
–Но ведь помог же?– повторил Эймюндюр.
–Это вряд ли,– сказал Конрауд.
–Разве вы не того типа искали? Не вы ли говорили, что над девочкой надругались? Хромоногого же видели у Тьёднина?..
–А откуда мне знать, что вы не пытаетесь отвести подозрения от самого себя, а заодно и на этот раз выйти сухим из воды?
–Вы что же, мне не верите?
Конрауд снова покачал головой:
–На мой взгляд, вы, Эймюндюр, законченный негодяй. И ничто вас уже не исправит.
На лице у Эймюндюра появилась язвительная ухмылка, будто слова Конрауда его совершенно не тронули:
–Так и мой папаша говорил. С тех пор как себя помню.
48
Конрауд посмотрел вслед Эймюндюру, которого препроводили обратно в камеру после их беседы. Сколько он еще ни задавал ему вопросов о хромом человеке, страдавшем от туберкулеза костей, об отношениях последнего с матерью Нанны и о его визитах на Скоулавёрдюхольт, больше информации от Эймюндюра ему получить не удалось. Возможно, тот что-то утаивал в надежде воспользоваться новыми откровениями в качестве разменной монеты, чтобы выторговать для себя меньший срок за избиение соседки. Как бы там ни было, узнал он от него немного, однако отметил для себя беглое упоминание Эймюндюра о диспансере Вивильсстадир.
За свою карьеру Конрауду не раз приходилось расследовать преступления на сексуальной почве – даже еще когда в полиции не существовало соответствующего отдела – но ему на ум не приходил никто, похожий по описанию на человека, о котором рассказал Эймюндюр. Потребовалось бы огромное количество времени, чтобы извлечь из архивов списки всех привлекавшихся в качестве обвиняемых по делам о сексуальном насилии и сопоставить их с картотекой противотуберкулезного диспансера. И еще не факт, что на того человека заявляли в полицию. Помимо прочего, Конрауд не особенно рассчитывал, что Марта согласится запросить ордер для доступа к диспансерным картам, да и лишнего персонала, которому можно было бы поручить сопоставление документов, в полиции не имелось. Чтобы оправдать подобные меры, Конрауду требовались гораздо более конкретные факты, а пока все дело основывалось лишь на его ничем не подкрепленных умозаключениях.
Существовала и вероятность того, что Эймюндюр лгал,– причин доверять этому человеку у Конрауда не было. Но с другой стороны, именно Эймюндюр подсказал ему, где искать куклу.
Конрауд все еще стоял в коридоре, вдоль которого располагались тюремные камеры, когда у него зазвонил мобильник. Это была Эйглоу. Она просила его о встрече, и Конрауд пообещал, что заедет к ней по пути домой.
–Приезжай, даже если припозднишься,– сказала Эйглоу.– Они ведь все-таки снова спелись.
–Выходит так,– Конрауд сразу понял, что она имеет в виду их отцов.
–И пересекались с матерью Нанны.
–Да, и именно тогда, когда она находилась в самом уязвимом положении.
–Думаешь, они этим воспользовались, чтобы стрясти с нее денег?
