—Миха не придуривайся,— влез в разговор, стоявший за рингом Саня.— Эта горилла реально слишком мощная. Может тебя инвалидом сделать.
—Действительно, Михаил Дмитриевич, может, хватит?— поддержала его Анна с другой стороны.— Самое ценное у вас — мозги. Мне бы не хотелось, чтобы они пострадали.
—Давай, ты на следующий раунд не выйдешь?— быстро добавил Квятковский.— Пусть засчитают поражение, похрен. Главное — здоровье.
—Давай без давай,— злобно оскалился я.— Не дождутся. Не вздумай выбрасывать полотенце. Все будет в порядке, я продолжу бой. Разговор закончен, возражения не принимаются.
—Ладно,— пожал плечами Олег. Снова призывно зазвенел гонг, подавая сигнал к продолжению боя, и мрачный десантник сунул мне капу в рот.
Конечно, можно было прекратить этот фарс и отказаться от боя. Но меня останавливали два соображения. Во-первых, радостные рожи черного деда, Дугласа и американских боксеров даже в воображении вызывали рвотные позывы и ощущение поражения. Не хочу, чтобы они с торжеством рассказывали о нашем бойце, испугавшемся громадного негра и сдавшемся.
Я никогда не был ярым фанатом СССР, хотя признавал, что страна была неоднозначная, хорошего и плохого хватало. Но позволить американцам бравировать победой над «нашими» не мог. Было в душе какое-то чувство, отвергающее сдачу, воспринимающее отказ от боя как позор. Второе соображение — авторитет у подчиненных. Если сдамся, никто слова не скажет. Даже поддержат. Но мой имидж лидера команды — человека, всегда побеждающего и находящего выход в самых безнадежных ситуациях, будет подпорчен. Раз ввязался, должен выглядеть достойно в любом случае. Лучше всего победить. Но если не получится, проиграть в конкурентном бое, тоже не самый плохой вариант. А вот намек на трусость гораздо хуже. Разумом они будут понимать, что я поступил рационально, не стал подвергать себя риску нокаута. Но в сознании все равно возникнут нехорошие мыслишки о глупости и трусости. Поэтому, раз начал, надо идти до конца. Тем более, план у меня есть, и шанс на победу имеется…
—Бокс,— прорычал Питер и отступил, освобождая нам дорогу. Дуглас неожиданно не кинулся вперед как обычно. Бросил джеб, другой, сделал короткий шажок навстречу. Удары я блокировал перчатками, резко скакнул к противнику, пробил правый и опять заключил Бастера в свои объятья.
—Брек.
Нас снова развели.
Дуглас начал танцевать вокруг меня, выкидывая комбинации. Левый прямой, мощный правый, вскользь зацепивший по челюсти, левый крюк, от которого я спасся нырком и короткий, ощутимо сотрясший меня апперкот на сближении. В голове гудело, я зацепился руками за спину Джеймса, не давая ему разорвать клинч.
—Надеешься на быстрый нокаут?— злобно прошептал на ухо Дуглас.— Не надейся. Я буду мучить тебя до самого конца. Ты ответишь за все, белый ублюдок.
Из-за капы его голос звучал глухо и невнятно, но я все понял.
—Пошмотрим, шерный убудок,— прохрипел в ответ, изо всех сил держа вырывающегося громилу.
—Брэк,— судья втиснулся между нами и разорвал клинч.— Бокс.
До конца раунда я пропустил парочку джебов, прямой правый и несколько боковых по корпусу. В ответ я смог зацепить его прямым по челюсти, разбить нос джебом и смачно приложиться в живот, но мои удары черному гиганту были как слону дробина. Он даже не пошатнулся.
Дуглас пробивал быстрые комбинации, резко, но явно не со всей силы — чтобы причинить боль, но не нокаутировать. А в клинче старался дергаться и лечь на меня всем весом, выматывая физически. И такая тактика приносила плоды. Выброс адреналина заглушал боль, но она все равно чувствовалась во всем теле, во время резких движений, а мышцы ощутили первые тревожные признаки подступающей усталости. Звон гонга, возвещающий о конце второго раунда, был для меня настоящим спасением.
—Миша, подумай все-таки, может хватит с тебя?— продолжал бурчать Олег, махая полотенцем.— Силы не равны, это же любому видно. Я бы тоже проиграл у этого монстра. Слишком мощный и резкий, зараза, хоть и жирный.
—Действительно, Михаил Дмитриевич,— поддержала десантника Анна.— Плевать на результат. Вы нужны нам целым и здоровым.
Насупленный и грустный Саня молчал. Он понимал, я уже принял решение, и буду идти до конца.
—Так,— я выставил перчатку, прекращая уговоры.— Ни слова больше. Я уже всё сказал. Не вздумай выбрасывать полотенце. Я дерусь, пока кто-то из нас не ляжет или не закончится бой. Все, точка. Потом можете меня поругать, если захотите, но не сейчас.
Зазвенел гонг. И я снова вышел к центру ринга. Дуглас продолжал осыпать меня сериями ударов. Джебы летели как пули, заставляя мою голову сотрясаться. Правые прямые пару раз ощутимо задели челюсть. Я по-прежнему спасался в клинчах, уйдя в глухую защиту и работая редкими контрударами от обороны.
Но долго продержаться не получилось. В столкновении напоролся на подставленную башку Бастера, и рассек бровь. Заливающая глаз кровь заставила на секунду потерять концентрацию и на вдохе пропустить правый прямой в солнечное сплетение. Адская боль, волной распространившаяся по телу, заставила меня опуститься на колени. Выплюнутая капа упала на настил. Я хватал ртом воздух, не в силах вздохнуть. Карминовая струйка текла по лицу, оставляя жирный след, и красными горошинами капала на настил, расплываясь бесформенными кляксами. Торжествующий Бастер танцевал в стороне победный дикарский танец. Уже не скрывающий ухмылки судья, начал отсчет.
—Семь,— заявил он, когда мне наконец удалось вздохнуть, подобрать капу и начать вставать. При счете «восемь» я уже был на ногах.
—Ты будешь продолжать бой?— осведомился Джонс.
—Да,— ответил я, вытер кровь перчаткой и вставил капу.
В голове пульсировала одна мысль: «Пора заканчивать. Иначе меня изобьют до инвалидности».
—Отлично,— кивнул рефери. Повернулся к подступившему ко мне Дугласу, отодвинул его назад и махнул рукой: — Бокс.
Джеймс опять пробил легкий джеб, гарцуя вокруг меня и ухмыляясь. Он никуда не торопился. Зато торопился я. Начало атаки расслабившийся Дуглас проморгал. На поскоке я пробил двоечку. Джеб четко лег в челюсть негра, заставив его отшатнуться, но прямой правый был заблокирован перчаткой. Я, продолжая движение, влетел в объятья негра, будто невзначай зарядив лбом по скуле противника. Дуглас начал вырываться. И тут я исполнил задуманное. Моя рука взлетела вверх, предплечье резко надавило на горло ошарашенного противника, отодвигая его назад, на дистанцию короткого прямого правой. Который я и пробил, точно в маячащий впереди подбородок. Дугласа пошатнуло, руки обессилено опустились. И я в полной мере использовал этот момент. Рванулся вперед, скручивая корпус, «заряжая» удар, и развернулся как пружина, пробивая левый боковой на скачке в беззащитную челюсть. Перчатка с глухим стуком врезалась в голову противника. Все крики разом смолкли. В наступившей тишине Дуглас закатил глаза и подрубленным деревом рухнул набок. Глаз заливало кровью, каждый шаг отдавался болью, но я не обращал на это внимания, охваченный упоением победы. И зал наконец взорвался воплями негодования и торжества.
