И словно в ответ на его вопрос, послышались тяжелые, твердые шаги. Так умел ходить лишь один человек. Затем дверь открылась и слепец вступил в свою келью.
—Это вы, комтур?— приостановившись, спросил отец Иероним.— А рядом с вами кто?
Это также показалось молодому рыцарю странным. Если слепец, пользуясь каким-то своим, присущим ему тоже наитием, безошибочно узнал комтура, то почему он столь же легко не опознал и его, фон Штраубе? Быть может, потому, что уже не числил его среди живых?..
Однако, не дожидаясь ответа, слепец сказал:
—А, рыцарь Штраубе. Узнаю и тебя, сын мой.— И никакой взволнованности, никакого разочарования рыцарь не услыхал в его голосе.— Что же привело вас ко мне?
—Увы, нас привело к вам весьма печальное обстоятельство, отец Иероним,— вздохнул граф.— Совсем недавно погиб один человек…
И снова никак не изменилось лицо старика.
—Что ж,— невозмутимо сказал он,— мир праху его. Люди погибают, такое нередко случается. Вы, должно быть, хотите, чтобы я помолился за его новопреставленную душу? Я, правда, только что с моления, но по такому случаю готов лишний раз посетить храм Божий. Впрочем, это, как и молитва к Господу, никогда не бывает лишним…
—Нет, нет,— перебил его комтур,— тем более что убиенный (а его именно что убили!) вовсе не является нашим единоверцем…
—Так же, как наш новый магистр,— с некоторым укором вставил слепец.
Лицо комтура посуровело.
—Да, как и сей великий монарх,— несколько раздраженно произнес он. И в том же тоне продолжил: — Однако погибнуть вместо него мог — даже должен был!— наш орденский брат, юный фон Штраубе.
—Значит, сам Господь уберег нашего орденского сына,— по-прежнему бесстрастно отозвался слепец...
—А вам разве не любопытно узнать, отец Иероним, как это произошло?
—Любопытство, комтур, покинуло меня вместе с умением видеть дневной свет,— ответствовал суровый рыцарь.— Тем более, уверен, вы сами обо всем сейчас мне поведаете, ведь вы для того и явились, не так ли?
Суровости, однако, и комтуру было не занимать.
—А то, что покушение на рыцаря Штраубе совершил кто-то из орденских братьев, вам тоже нисколько не любопытно?— спросил он.
—И кто же в таком случае?— как о чем-то своеобычном спросил слепец.
—Этого-то мы как раз и не знаем… Пока что не знаем,— подчеркнул граф.— Но думаю, уверен даже — мы узнаем со временем.
—Однако отчего же вы заключили, что именно орденцы причастны к злодеянию?
—Все дело в том, каким образом оно было совершено. Вам, должно быть, известно о хитроумной ловушке, изобретенной много веков назад монахом ордена, неким братом Теофилом?
—Да, камень на веревке, привязанной к дверям,— кивнул отец Иероним.
—Именно!— подтвердил граф.
—Что ж,— спокойно отозвался слепец,— в таком случае усопший долго не мучился…
—Он скончался тотчас, не успев ничего понять,— вставил фон Штраубе.
Слепец кивнул, и что было за этим кивком, одобрение или просто принятие к сведению, знал только сам Иероним да Господь Бог.
—И лишь потому вы заключили,— обратился он к комтуру,— что без орденских братьев тут не обошлось? Но поскольку убийства в этом грешном мире не так уж редки, а убийцы достаточно хитроумны, то почему вы думаете, что за столько веков никому не пришло в голову повторить изобретение орденца Теофила. Для убиения друг друга люди и не до такого додумались. С тех пор появились пушки, мортиры, мушкеты, а тут камень на веревке — эка выдумка!.. Бели вы явились, братья, лишь затем, чтобы мне это сообщить, то вы уже сообщили. Я слеп, но не глух. И коли у вас нет ко мне прочих дел, то позвольте мне отправиться к трапезе, в сей обители не любят опозданий.
Оба понимая, что больше от старика ничего не добьешься, рыцари поднялись и молча покинули келью. Спиной фон Штраубе ощущал, что бельма старца нацелены именно на него, но вот что было там, в глуби, за этими бельмами, увы, не ведал никто.
—Поедемте-ка, сын мой, ко мне и попробуем еще раз все взвесить и обсудить,— выйдя из дома и садясь в карету, сказал комтур.
Глава V
Комтур представляет свою диспозицию, а фон Штраубе узнаёт нечто новое о скрытой жизни той империи, в которую попал
—Ну, и что вы скажете, сын мой?— спросил комтур, усаживая фон Штраубе за стол.— Однако погодите. Вы все еще, я вижу, сильно взволнованы происшедшим, а излишнее волнение всегда толкает к слишком поспешным выводам. Полагаю, вам необходимо выпить немного вина, это успокаивает. Вы сами знаете, я не поощряю подобное среди рыцарей ордена, но в вашем случае вижу в том необходимость. Заодно и разделите со мной трапезу.
Граф хлопнул в ладоши, тут же появился его немой слуга Антонио (а нем тот был после того, как лет сорок назад ему за какую-то провинность вырвали язык) и жестами,— хотя слуга был нем, но не глух, именно так Литта привык с ним изъясняться,— дал ему распоряжение насчет напитков и трапезы. Фон Штраубе всегда поражало, сколь малозаметными были эти жесты и как безошибочно Антонио их понимал.
Вот и на этот раз все появилось на столе с быстротою необычайной. Лишь после того как граф понудил фон Штраубе сделать несколько глотков недурного в самом деле, очень крепкого, согревающего и душу, и тело вина, он снова приступил к беседе:
—Итак, сын мой, что вы скажете о поведении нашего отца Иеронима?
—Некоторые вещи опять же показались мне странными,— сказал барон,— однако я боюсь снова попасть впросак, как это вышло у меня с братьями Жаком и Пьером.
—И все же?.. А я снова, с вашего соизволения, выступлю в роли адвоката дьявола, чтобы не дать вашей фантазии завести вас слишком далеко. Итак?..
—Ну, во-первых, он, едва зайдя в дом, сразу отправился, как он говорит, на молитву.
—Отец Иероним всегда ходит на молитву именно в это время,— парировал граф.
—Да,— возразил фон Штраубе,— но католический храм был как раз на нашем пути не доезжая его обители. Он мог там и сойти с кареты.
—И что же, тем самым он вызвал бы у вас меньше подозрений?
—Однако ему прежде зачем-то понадобилось появиться в своей келье,— продолжал фон Штраубе.— Вполне вероятственно, что он должен был там что-то взять.
—Например, свои любимые янтарные четки,— улыбнулся Литта.— Или…
—Или, к примеру, веревку,— вставил барон.— С веревкой-то он уж никак не мог появиться во дворце…
—Да…— Теперь граф в раздумье словно бы рассуждал сам с собой.— А каменную глыбу мог заранее спрятать где-то у твоего дома… Добраться мог, подхватив экипаж… Не стану даже спрашивать, как слепому удалось управиться с этой ловушкой, у него руки видят лучше, чем у иного глаза… Да и глыбу эту подтянуть на веревке под самый потолок… Я перед тем смотрел на худосочных наших любодеев Жака и Пьера и думал — какого труда им бы это стоило. А отцу Иерониму с его силищей такое — что пушинку поднять. Все вроде бы стройно, однако тут имеется весьма веское «но»…
