—Вы, вероятно, имеете в виду поручика…— начал было Пьер, но Бурмасов перебил:
—Не надо лишний раз называть имен. Да, разумеется, мы имеем в виду одно и то же лицо.
—Mon Dieu!— воскликнул Жак.— Такой милый, такой щедрый человек — и вдруг заговорщик?!.
—Да нам все ваши российские заговоры…— лишь отмахнулся Пьер.
Теперь князь был явно в смущении.
—«Милый и щедрый»…— проговорил он.— Так что ж, у вас и с ним тоже… тоже чувства?
Братья лишь потупили глаза.
—И те триста рублей — это он вам от щедрот своих подарил?— догадался Бурмасов.
Снова только потупленные взоры были ему ответом.
—А вы случаем — в порыве ваших чувств — не передали ему слова, произнесенные бароном в карете?
—У нас что же, по-вашему, князь, других тем для разговора с поручиком не было?!— с такой неподдельной искренностью воскликнул Жак, что от былой решимости Никиты не осталось и следа.
—Да и зачем нам было говорить ему то, что для нас же во вред?— прибавил Пьер.
—Отчего же во вред?— не понял Бурмасов.
—Да оттого,— сказал Жак,— что в таком случае нам пришлось бы объяснять поручику, как мы очутились в одной карете с братом Штраубе.
—А стало быть, и поведать ему, кто мы такие,— подхватил Жак.
Бурмасов смотрел на них с полным непониманием.
—Поручик по сей день считает,— пояснил Пьер,— что мы дети несчастной, залитой кровью Франции, чудом занесенные в Россию и оставшиеся тут без всяческих средств к существованию, оттого, жалеючи нас, поддерживает из своих немалых средств как может. А узнай он, что мы как члены ордена состоим на жаловании у императора — и просить о такой поддержке нам было бы…
—Во всяком случае, как вы, надеюсь, понимаете, гораздо труднее,— закончил за него Жак.
—А так вы милостиво предоставляете ему считать, что он оказывает христианскую помощь неимущим, а не расплачивается с вами за ваши… гм, чувства?— с презрительной улыбкой спросил Бурмасов.— Что ж, весьма достохвальная забота о душе поручика.
—Однако же, князь, ваши странные намеки…— попытался сохранить лицо Пьер.
Никита более не желал ссоры.
—Возможно, я не вполне аккуратно выразился,— сказал он.— Впрочем, если вам желательна сатисфакция, то я с того и начал наш разговор.
—О нет, просто мы этих намеков совершенно не поняли,— поспешил вставить менее отважный Жак.
—А не поняли, так считайте их и не было,— миролюбиво отозвался Бурмасов.— За сим, господа, примите мои извинения за беспокойство…
—О, князь!..
—Быть может, желаете вина?..
—Нет, нет, благодарю, недосуг. Прощайте, господа.— Бурмасов поклонился сухо весьма, и они с фон Штраубе покинули эту обитель разврата.
—Ясно, что передо мной они ни в чем не повинны,— пока возвращались на извозчике, сказал барон,— а все равно такое чувство после этого разговора… Чтобы рыцари ордена состояли в содержанках у какого-то поручика!»
—Да уж,— подтвердил Бурмасов,— чувство такое, будто навоза вкусили… Но что в отношении тебя невиновны оба, то правда твоя. Дело не в том даже, что они там лепетали, а в том, что, по всему видать, трусы оба распоследние… А перепугались-то как! Вообразили, что за такой, как у них, грешок у нас тут в самом деле немедля четвертуют!.. И вся моя стратегия, видишь, насмарку,— вздохнул он.— Хороший был натиск, да вышел пшик. Уж про ниточки, что тянутся к вашему ордену, я даже их и спрашивать не стал — кто бы из ордена таким довериться вздумал?
—Что потратили время, не столь велика потеря,— сказал фон Штраубе. И добавил со вздохом: — А касательно «третьей силы» и касательно того, как мои слова вышли на волю из закрытой кареты, мы, видимо, так в неведении и останемся навсегда.
Никита, однако, ничего не ответил. И всю дорогу до дому вид у него оставался задумчивый.
Глава XV,
в которой фон Штраубе делится еще одной своей тайной, а Бурмасов выводит из этого чисто практические заключения, прерванные лишь потопом
Ночевать фон Штраубе остался в квартире у Бурмасова. Было решено, что для безопасности он будет здесь жить, ибо в бельэтаже проживал командир дивизии, оттого дом охранялся караульными, так что проникнуть сюда какому-либо злоумышленнику стало бы весьма затруднительно.
Утром, когда друзья принимали фриштык,— Никита при этом оставался со вчерашнего вечера задумчив и молчалив,— к ним явился Христофор Двоехоров. Он уже знал от сержанта Коростылева об их счастливо закончившихся злоключениях и только охал да сожалел, что не был с ними рядом в столь роковые минуты.
—Когда в газете пропечатали, что тебя, Карлуша, лестница под собой погребла,— воскликнул он,— простить себе не мог, что не был там рядом с тобой!
—Так уж помереть нетерпится?— спросил князь, продолжая, впрочем, размышлять о чем-то своем.
—Чего ж помирать?— простодушно удивился Христофор.— Вы же оба живы, а чем моя фортуна хужей?— И добавил: — Нет, помирать-то мне сейчас особенно не с руки.
—А когда оно бывает с руки?— отозвался Никита.— Оно, брат, как-то всегда не с руки.
Христофор весело сказал:
—А вот сейчас для меня, представь себе, в особенности.
—Что так?
—Да то, что вскорости, кажется, женюсь!— радостно ответил Двоехоров. Не увидев в Бурмасове большой заинтересованности, тем не менее с прежней восторженностью продолжал: — И знаешь, на ком? На Елизавете Кирилловне, на дочке Кирилла Курбатова, графа!
—Это, что ли, которая с бородавкой на щеке?— спросил Бурмасов.
—Какая еще бородавка?— едва сдержал Двоехоров обиду.— Нет у ней никакой бородавки! Это родинка у ней на щечке на левой!
—Ладно, пусть родинка… А граф Кирилл согласен, или вы с ней без спросу решили?
—То-то и оно что согласен! И как ему быть несогласным, когда меня сам государь просватал?!
—Будет врать-то,— сказал Никита.— Других у государя забот нет, только тебя женить.
При всем своем добродушии, наконец-таки Христофор нахмурился.
—Не в духе ты нынче, я вижу,— сказал.— То бородавку какую-то выдумал, то я вдруг, по-твоему, вру! Могу и уйти, коли не вовремя.
Он даже поднялся со стула, но Бурмасов поспешил его снова усадить.
—Ты меня прости, Христофор. Просто я задумался: что-то не сходится у меня… Что женишься, так поздравляю. Совет да любовь. И про бородавку — это я так, от задумчивости…— С этими словами он повернулся к фон Штраубе: — Ты мне вот что скажи. Только вспомни хорошенько. До Петербурга против твоей жизни были злоумышления?
