—Видишь, Исидор,— сказал Бурмасов укоризненно,— и при том, ты Карлушу собираешься в застенок вести.
—Ну,— слегка усмехнулся сержант,— вести — еще не значит довести. Пусть меня по дороге пристукнет, только не шибко — и ходу! А те двое бегают плохо, я нарочно таких подобрал и велел им ружья не заряжать, так что скроется наш Карлуша совершенно благополучно.
—Тебя ж из полка выключить могут за то, что упустил,— сказал князь.
Коростылев беззаботно махнул рукой:
—А пускай выключают. Чем такая служба собачья, лучше на Мюллерше женюсь… Малость обидно, конечно — уже до сержанта дослужился; глядишь, эдак в офицеры к скорому времени… Ну да ладно,— снова махнул он рукой,— Бог не выдаст — свинья не съест!
—А вот мы тебе, Исидор, сейчас подарок сделаем,— с улыбкой сказал Князь. Чтоб и Бог тебя не выдал, и свинья не съела, и чтоб ты честь свою дворянскую Карлушиным арестом не запятнал.
—Это как же ты мыслишь?— удивился Коростылев.
—Да очень просто. Вот тебе барон Карл Ульрих фон Штраубе!— Никита указал на связанного злодея. Берите его и тащите куда требуемо. Только, не дай бог, не развязывайте здоровущий больно, можете и не управиться втроём.
—А как он заговорит да скажет, что не фон Штраубе вовсе?— усомнился сержант.
—Ну уж это навряд ли,— расхохотался князь.— Чтоб сказать, язык надобен, а языка у него как раз и нет.
Все понявший Коростылев мигом снова превратился в служаку-сержанта.
—Насчет языка, господин прапорщик, ничего велено не было. Велели доставить барона, а уж с языком или без — о том никто не говорил. Велено было: живого или мертвого!
—Даже лучше, коли мертвого,— вставил комтур Литта.
—Лучше — стало быть лучше,— с пониманием отозвался сержант.
В глазах у безъязыкого злодея наконец появился подлинный ужас. Он что-то отчаянно прохрипел, но Коростылев, не обращая внимания на этот хрип, уже кликнул солдат из прихожей:
—Эй, ребята, заходи!— И когда гвардейцы снова вошли в залу, указал им на связанного: — Вот он Карл-Ульрих фон Штраубе. Берите его.
—Зело опасен,— подсказал князь.— Предполагаю, участник пугачевского бунта.
—Коли так,— приказал Коростылев,— зарядить ружья!— После того как солдаты выполнили приказ, добавил: — А ноги ему развяжите — не тащить же на себе эдакую колодину…— И добавил, когда ноги у того были освобождены: — А бежать шельма вздумает, вы, полагаю, знаете, что с ружьями со своими делать.
—Пускай попробует…
—Ужо от меня не убежит,— подтвердили те, вставляя в ружья сухие фитили.
—Честь имею!— отсалютовал Коростылев.— Ведите его, ребята.
Связанного по рукам негодяя поставили на ноги. Он упирался, что-то мычал и вращал глазами, но один из солдат хорошенько стукнул его прикладом промеж лопаток, тот замолк и покорно поплелся к дверям.
Когда они ушли, комтур Литта проговорил с некоторым сомнением:
—Как бы ему перо и бумагу не дали — он, злодей, эдакого про нас про всех понапишет…
—Еще надо, чтоб довели живого,— беззаботно отозвался князь,— в чем у меня изрядные сомнения. Я слыхал, у одного из этих двух измайловцев, у Феди Гринева, родной дед, капитан Миронов, и бабка от пугачевских приспешников мученическую смерть претерпели. Так что скорее, может статься, не доведут…
—Ну, если так…— сказал комтур.
—Что до меня,— продолжал князь,— то я больше Карлушиной судьбой обеспокоен. Вон какая охота на него пошла со всех сторон! А посему…
—Что же?— спросил фон Штраубе.
—А то, друг мой дорогой Карлуша, что спрятать до времени тебя хорошенько надо,— заключил Бурмасов.— И я, кажись, даже знаю, где… И для дела, о котором говорили с тобой давеча, места не сыскать лучше.
—Это где же?..
Бурмасов, однако, впрямую отвечать не стал, видимо, из-за присутствия комтура.
—Главное тут — посланьице одно передать,— сказал только он.— Задача нелегкая, но у гвардейского офицера везде найдутся друзья… Да ходить далеко не надо. Христофор,— обратился он к Двоехорову,— ты нынче проверяешь караулы во дворце?
—Ох-ох-ох!— подскочил тот.— Уже надобно поспешать!
—Вот и прекрасно!— заключил князь.— Только задержись еще на минутку-другую. Давай-ка, друг, пройдем в мой кабинет…
Глава XVIII
Еп passant
[61]Из газет
…подводя печальный итог свершившегося на прошлой неделе в Санкт-Петербурге потопа.
Дома, более непригодные для жилья, исчисляются четырьмя десятками. Также разорено до сотни лавок, располагавшихся в первых и полуподвальных этажах.
Из людских жертв:
—дворянского сословия погибло четверо. Еще шестеро, среди коих генерал-майор Г.С. Турчанов, скончались позднее от общего простужения организма;
—вольных горожан — 57 человек;
—солдат — 2 человека;
—убытков от погибшего в пучине крепостного народа — почти на 14 000 рублей. Также многие пропали бесследно и ищутся как возможно беглые от хозяев.
…Государем выделено из казны 50 000 рублей на похороны и на погашение убытков…
…Воскресную службу по погибшим будет служить митрополит С.-Петербургский и Кронштадский Феодосий…
— —
…через день после потопа в зверинце скончался уже полюбившийся публике африканский единорог, за коего было уплачено хозяином 800 рублей. Во время наводнения южный зверь сильно продрог и с целью лечения было ему дано ведро водки. Однако именно отравление ею, как утверждает лейб-ветеринар г-н Жан Ботье, и послужило окончательной причиной гибели животного.
— —
…После потопа на мостовой было обнаружено бездыханное тело известного лекаря, домовладельца и участника франкмасонской ложи Франца Мюллера. Однако причиной смерти явилась не водная стихия, а вонзенный ему в сердце кинжал. По осмотре на сем кинжале оказался герб Мальтийского ордена и имя владельца: барон фон Штраубе.
Для выяснения предприняты оного барона поиски…
— —
…Полицейской частью был захвачен Штраубе, подозреваемый в убиении лекаря Мюллера.
Тут явно вышла ошибка, ибо сей Штраубе, семидесяти лет, оказался вовсе не бароном, а известным уже давно купцом из Риги Иоганном Штраубе, часто наезжавшим в Санкт-Петербург по торговым делам.
Однако, покуда шло выяснение, Иоганн Штраубе скончался в Василеостровском остроге, оставив сиротами осьмерых детей.
— —
