Как и когда появились доктрины махаяны – вопрос исторических догадок. Великие сутры махаяны – это якобы учения Будды и его непосредственных учеников, однако их стиль настолько отличный и их доктрина настолько более утонченная в сравнении с Палийским Каноном, что ученые практически единодушно относят их к позднейшим датам. Нет никаких свидетельств об их существовании во времена великого буддийского императора Ашоки, внука Чандрагупты Маурьи, обращенного в буддизм в262г. до н.э. В наскальных надписях Ашоки отображены лишь социальные учения Палийского Канона, его требование ахимсы, или ненасилия, в отношении как людей, так и животных, и его общие предписания касательно образа жизни простых людей. Основные тексты махаяны перевел на китайский язык Кумараджива вскоре после 400г. н.э., однако наше знание индийской истории тех шести столетий, которые прошли после смерти Ашоки, настолько фрагментарно и содержащиеся в самих сутрах свидетельства настолько туманны, что мы можем лишь предположить, что они были сочинены между 100г. до н.э. и300г. н.э. Даже даты жизни конкретных личностей, связанных с их развитием (таких, как Ашвагхоша, Нагарджуна, Асанга и Васубандху), можно определить лишь приблизительно.
Согласно собственному традиционному преданию махаяны о ее происхождении, ее учения Будда сообщил своим ближайшим ученикам, однако их публичное раскрытие было отложено до того времени, когда мир будет к этому готов. Принцип «отсроченного раскрытия»– это хорошо известный прием, позволяющий развить традицию, исследовать все значение изначального семени. Кажущиеся противоречия между ранними и поздними доктринами объясняются их присвоением разным уровням истины, которые варьируются от самого относительного до абсолютного и которых в школе аватамсака насчитывается не менее пяти. Тем не менее проблема исторических истоков махаяны не имеет непосредственной важности для понимания дзэн, который, как китайская, а не индийская форма буддизма, возник, когда индийская махаяна уже была полностью развита. Таким образом, мы можем перейти к центральным доктринам махаяны, из которых родился дзэн.
Махаяна отличает себя от буддизма Палийского Канона, называя последний Малой (хина) Колесницей (яна) освобождения, а себя – Великой (маха) Колесницей,– великой, потому что она содержит большое разнообразие упайя, или методов достижения нирваны. Эти методы варьируются от сложной диалектики Нагарджуны, цель которой – освободить ум от всех фиксированных концепций, до доктрины Сукхавати, или Чистой Земли, где освобождение достигается посредством веры в силу Амитабхи, Будды Безграничного Света, который, как считается, достиг пробуждения задолго доГаутамы. В их число входит даже тантрический буддизм средневековой Индии, где освобождения можно достичь посредством повторения священных слов и формул, называемых дхарани, и с помощью специальных типов йоги, включающих половой акт с шакти, или «духовной женой»
[43].
При предварительном изучении Палийского Канона создается впечатление, что нирвана может быть достигнута только посредством интенсивных усилий и самоконтроля и что ради преследования этого идеала соискатель должен отказаться от всего остального. Возможно, приверженцы махаяны совершенно правы в том, что Будда хотел подчеркнуть важность упайи, или «искусных средств», позволяющих четко и ясно осознать абсурдный порочный круг желания не желать или попыток избавиться от эгоизма с помощью эго. Ибо, несомненно, именно к такому заключению привела практика доктрины Будды. Это можно отнести на счет лени или нетерпения, однако более правдоподобным будет предположить, что те, кто оставался на пути самоосвобождения, просто не осознавали этот парадокс. Ибо когда махаяна продолжает учить пути освобождения с помощью собственных усилий, она делает это для того, чтобы человек смог прийти к ясному осознанию тщетности этих усилий.
Многое указывает на то, что одной из самых ранних идей махаяны была концепция Бодхисаттвы, не просто как потенциального Будды, а как того, кто, отрекшись от нирваны, поднялся на более высокий духовный уровень, чем тот, кто достиг ее и оставил мир рождения и смерти. В Палийском Каноне ученики Будды, достигшие нирваны, называются Арханами, или «достойными», но в текстах махаяны идеал Архана считается чуть ли не эгоистичным. Он подходит только для шраваки, или «слушателя» доктрины, который продвинулся только до такой степени, чтобы достичь теоретического понимания. Бодхисаттва же – это тот, кто осознает явное противоречие в нирване, достигнутой самостоятельно и ради самого себя. С популярной точки зрения Бодхисаттва стал объектом поклонения (бхакти), спасителем мира, поклявшимся не входить в окончательную нирвану, пока все другие живые существа тоже не достигнут ее. Ради них он согласился снова и снова рождаться вКруге сансары, пока, по истечении бесчисленных веков, даже трава и пыль не достигнут состояния Будды.
Но с более глубокой точки зрения очевидно, что идея Бодхисаттвы заключена в логике буддизма, что она естественным образом вытекает из принципа непривязанности и доктрины нереальности эго. Потому что, если нирвана – это состояние, в котором попытки постичь реальность полностью прекратились благодаря осознанию невозможности этого, то, очевидно, абсурдно будет думать о самой нирване как о чем-то, что нужно постичь или чего нужно достичь. Кроме того, если эго – это всего лишь условность, то было бы нелогичным думать о нирване как о состоянии, которого должно достичь какое-нибудь существо. В «Ваджраччхедике» сказано:
Все герои-Бодхисаттвы должны научить свой ум думать: «Живым существам всех классов… я помогаю достичь безграничного освобождения нирваны». Но когда огромное, неисчислимое и неизмеримое множество существ были таким образом освобождены, в действительности ни одно существо не было освобождено! Почему, Субхути? Потому что ни один Бодхисаттва, который действительно Бодхисаттва, не цепляется за идею эго, личности, существа или отдельного индивидуума. (3)
Выводом из этой позиции является то, что если нет нирваны, которой можно достичь, и если на самом деле нет индивидуальных существ, то это значит, что наша привязанность кКругу лишь кажущаяся и что в действительности мы уже в нирване, поэтому искать нирвану – это глупость того, кто ищет то, чего он никогда не терял. Поэтому вполне естественно, что Бодхисаттва не делает попыток уйти изКруга сансары, как если бы нирвана была где-то вне его, ведь это подразумевало бы, что нирвана – это нечто, чего нужно достичь, и что сансара – это реальность. В «Ланкаватара-сутре» сказано:
