Важность этих ранних предвестников дзэн заключается в том, что они позволяют понять исторические истоки движения, если мы не можем принять традиционное предание о том, что оно пришло вКитай в520г. синдийским монахом Бодхидхармой. Такие современные ученые, как Фэн Юлань иПеллио, подвергли это предание серьезному сомнению. Они предполагают, что история Бодхидхармы была религиозным изобретением позднейшего времени, когда школа дзэн стала нуждаться в историческом подтверждении своих заявлений о прямой преемственности опыта от самого Будды, независимо отСутр. Ибо Бодхидхарма представлен как двадцать восьмой в несколько странном списке индийских Патриархов, образующих прямое «апостольское преемство» отГаутамы
[63].
На данном этапе исследований сложно сказать, следует ли принимать взгляды этих ученых всерьез, или же это лишь еще один пример академической моды подвергать сомнению историчность основателей религий. Согласно традиционной истории школы дзэн, Бодхидхарма прибыл вКантон изИндии около 520г. иотправился к императору У из династии Лян, завзятому покровителю буддизма. Однако доктрина Бодхидхармы и его резкость не понравились императору, поэтому он на несколько лет ушел в монастырь в государстве Вэй, где занимался лишь тем, что «созерцал стену», пока наконец не нашел подходящего ученика в лице Хуэйкэ, который впоследствии стал Вторым Патриархом дзэн вКитае
[64].
Конечно, в прибытии великого буддийского мастера изИндии в этот период нет ничего невероятного. Кумараджива прибыл незадолго до400г., Бодхиручи – вскоре после 500г., а Парамартха находился при дворе Лян примерно в то же время, что и Бодхидхарма. Должно ли нас удивлять то, что первые сохранившиеся записи о нем датируются лишь следующим столетием? Это не было время газет и справочников, и даже в нашу обширно документируемую эпоху люди, внесшие важный вклад в наше знание и культуру, могут оставаться непризнанными и лишенными упоминаний в письменных источниках, пока не пройдет много лет после их смерти. Очевидно, опять же, что можно принять историю Бодхидхармы, пока не появятся по-настоящему убедительные свидетельства против нее, признавая, что идеи Сэнчжао, Даошэна и других тоже могли стать притоками реки дзэн.
Одна из причин сомневаться в истории Бодхидхармы заключается в том, что стиль дзэн настолько китайский, что индийское происхождение кажется невероятным. Однако даос Сэнчжао стал учеником Кумарадживы, как иДаошэн, и сочинения, приписываемые Бодхидхарме и его последователям вплоть доХуэйнэна (638–713), демонстрируют явный переход от индийского взгляда на дхьяну к китайскому
[65].
Отсутствие свидетельств о школе дхьяны в индийской буддийской литературе или о связи с ней Бодхидхармы может объясняться тем фактом, что никакой школы дхьяны или дзэн не было и вКитае, пока не прошло два столетия со времени Бодхидхармы. С другой стороны, дхьяна – то есть цзочань[d] (яп. дзадзэн)– была практически универсальной практикой среди буддийских монахов, и специальных инструкторов этой практики называли мастерами дхьяны, независимо от их школы или секты. Точно так же были мастера винаи, или инструкторы монашеской дисциплины, и мастера дхармы, или инструкторы доктрины. Дзэн стал отдельной школой лишь тогда, когда отстаиваемый им взгляд на дхьяну стал резко отличаться от общепринятой практики
[66].
В традиции дзэн Бодхидхарму изображают как свирепого на вид мужчину с густой бородой и широко открытыми, пронзительными глазами – которые, тем не менее, никогда не моргают. Согласно легенде, однажды он уснул во время медитации и настолько разозлился, что отрезал себе веки, и когда они упали на землю, из них выросло первое растение чая. Впоследствии чай стал защищать дзэнских монахов от сна и настолько очищать и оживлять ум, что возникла поговорка: «Вкус дзэн[чань] и вкус чая[ча] один и тот же». Согласно другой легенде, Бодхидхарма так долго сидел в медитации, что у него отсохли ноги. Отсюда и очаровательный символизм японских «кукол Дарума», которые изображают Бодхидхарму в виде безногой неваляшки. Популярное японское стихотворение говорит о кукле Дарума:
Дзинсэй нана короби
Я оки.
(Такова жизнь—
Семь раз упасть
И восемь раз подняться!)
При беседе с лянским императором У Бодхидхарма продемонстрировал свой типичный резкий и прямой стиль. Император описал все, что он сделал для продвижения практики буддизма, и спросил, какие достоинства он этим заслужил,– придерживаясь популярного взгляда о том, что буддизм представляет собой постепенное накопление достоинств посредством добрых дел, что ведет к улучшению условий в будущих жизнях и наконец к нирване. Но Бодхидхарма ответил: «Никаких достоинств!» Это настолько подорвало представление императора о буддизме, что тот спросил: «Какой же тогда первый принцип священной доктрины?» Бодхидхарма ответил: «Нет ничего священного; есть лишь пустота». «Кто тогда ты такой,– сказал император,– чтобы стоять перед нами?»– «Я не знаю»
[67][e].
После этого собеседования, такого неудовлетворительного с точки зрения императора, Бодхидхарма ушел в монастырь в государстве Вэй, где он, как считается, провел девять лет в пещере, «созерцая стену» (би-гуань[f]). Судзуки считает, что это не следует понимать буквально и что это выражение обозначает внутреннее состояние Бодхидхармы, исключение им из своего ума всех цепляющихся мыслей
[68]. Бодхидхарма оставался в таком состоянии, пока к нему не пришел монах Шэньгуан, впоследствии Хуэйкэ (возможно, 486–593), который стал Вторым Патриархом после Бодхидхармы.
Хуэйкэ снова и снова просил у Бодхидхармы наставлений, но каждый раз получал отказ. Но он продолжал сидеть в медитации у входа в пещеру, терпеливо ожидая под снегом в надежде, что Бодхидхарма рано или поздно смягчится. Наконец, в отчаянии он отрезал свою левую руку и преподнес ее Бодхидхарме как знак своей мучительной искренности. Тогда Бодхидхарма наконец спросил уХуэйкэ, чего тот хочет.
