Диойкет обладал практически неограниченными полномочиями, когда требовалось отдать приказ из его александрийской конторы, необходимый для функционирования громадной бюрократической машины всего Египта. К нему в контору ежедневно стекались бесчисленные листы и свитки папируса с прошениями, запросами, отчетами со всех сторон царства, и оттуда же непрерывно вытекали бесчисленные свитки с приказами, указаниями, выговорами. Официальным языком, разумеется, был греческий — все высшие посты в администрации занимали греки; но должен был существовать и определенный штат клерков, знающих и греческий, и египетский, чтобы вести дела коренного населения, и, вероятно, он набирался из эллинизированных туземцев. Скорее всего, вся громада дел в конторе диойкета распределялась по разным департаментам, у которых были свои начальники, подчинявшиеся руководителю всей системы
[259]. Нам известно, что существовали чиновники гиподиойкеты (заместители управляющего)
[260], и Буше-Леклерк предполагает, что дела классифицировались по территории — каждый гиподиойкет занимался конкретной группой номов, и его контора находилась в одной из провинциальных столиц
[261]. С верховным диойкетом был связан чиновник, называвшийся эклогистом (бухгалтером), непосредственно ему подчиненный, и его обязанности состояли в том, чтобы проверять статистику и отчеты, он также имел в подчинении территориальных бухгалтеров по всей стране.
Большинство поступающих в Александрию петиций, даже из далеких номов от самых ничтожных просителей об их мелких бедах
[262], было адресовано лично царю, и большинство исходящих распоряжений имело форму законов, диаграмм или простагм, составлено от его же имени. У Птолемея, который занимался общественными делами, возможно, большая часть дня уходила на разбор этой обширной корреспонденции, и мы видим, что должность «письмописателя» (эпистолографа), личного секретаря царя, была одной из наиболее высоких при дворе. Также с II века до н.э. мы слышим о другом царском секретаре, который назывался гипомнематографом, «писателем памятных записок», но чем его функции отличались от функций эпистолографа, понять из имеющихся данных невозможно. Несомненно, если какой-нибудь из Птолемеев желал облегчить себе жизнь, как, например, ПтолемейIV, то обученный персонал мог снять с него эту тяжелую обязанность. На каждом прошении, которое перед царем выкладывали начальники соответствующих бюро, если его предполагалось утвердить, царь должен был только написать одно слово Γινέσθω («Да будет сделано»); а на каждом царском рескрипте, составленном для него министрами, прибавить в конце приветствие Ερῥωσθε
[263] («Будь здрав»), после чего документы передавались дежурным письмоводителям. Однако, как говорят, СелевкI сказал: «Если бы люди знали, как утомительно писать и читать столько писем, они бы даже не подняли царский венец с земли»
[264]. Писем, приходивших в александрийский дворец и исходивших из него, конечно, не могло быть меньше, чем посланий, с которыми приходилось разбираться Селевку в Антиохии. По-видимому, в правление последних представителей династии Птолемеев доля обращений к царю по сравнению с обращениями к местным властям уменьшилась. Из семнадцати петиций из Тебтуниса, отправленных в конце царствования ПтолемеяVII (ЭвергетаII), лишь одна адресована царю.
Колоссальную сложность бюрократической машины при Птолемеях и режим ее работы ясно иллюстрирует папирус, рассказывающий нам о том, как молодой македонец при Птолемее Филометоре получил вожделенное назначение в войско эпигонов в Мемфисе
[265]. Его звали Аполлоний, и, будучи сыном катока, он имел право служить в эпигонах. Первым делом его старший брат Птолемайос, отшельник в мемфисском Серапеуме, составляет прошение к царю Птолемею, чтобы передать его во время царского визита в Серапеум 3 октября 158 года до н.э. Аполлоний бросает прошение в окно для петиций. Царь пишет на нем: «Сделать так, но сообщить, во сколько обойдется» (иными словами, сколько новый эпигон будет стоить государству). Прошение возвращается к Аполлонию с царской печатью, и здесь четко проявляется одна особенность птолемеевской системы, которая сегодня может показаться нам странной. Осуществление коммуникации между чиновниками, если дело касается интересов просителя, обратившегося к правительству, производится заинтересованной стороной, а не государственным органом. Аполлоний сам несет петицию с написанным на ней царским указанием к Деметрию, «генерал-квартирмейстеру» армии Птолемеев (grammateus tōn dynameōn), чтобы получить информацию о стоимости, которую запросил царь. (Царь в этот момент находится в Мемфисе, и высшие главы правительственных департаментов тоже временно присутствуют там.) Деметрий ставит на прошении резолюцию, приказывая своему служащему Аристону предоставить сведения. Аполлоний несет прошение от Деметрия к Аристону. Аристон направляет запрос в местное управление (эклогистерион) начальника финансовой службы (эклогиста), и Аполлоний несет петицию к Диоскуриду, грамматею (писцу), заседающему в конторе. Диоскурид предоставляет требуемые сведения, и Аполлоний снова относит петицию в контору Деметрия и отдает ее служащему по имени Херемон. Теперь дело за тем, чтобы передать информацию царю, после чего Аполлоний несет прошение с приложенной информацией к некоему Аполлодору, видимо кому-то из придворных, который и передает ее царю (25 января 157 года до н.э.). Царь издает две простагмы (приказа) о том, чтобы Аполлония зачислили в желаемые войска, которые отдают в руки Аполлонию, чтобы он отнес их соответственно Деметрию и диойкету по имени Диоскурид, но не путайте его с Диоскуридомписцом. Аполлоний доставляет одну простагму Деметрию 7 февраля, и Деметрий пишет своему подчиненному Сострату, грамматею (квартирмейстеру) войск, расквартированных в Мемфисе, с указанием выполнить приказ царя, и прикладывает к этому приказу описание всех обстоятельств дела, составленное писцами. Вы, может быть, думаете, что этим дело, такое простое само по себе, и закончилось. Отнюдь. 12 февраля Деметрий пишет письмо Диоскуриду-диойкету, прилагая к нему копию своей переписки с Состратом и описание, составленное писцами. Цель этого письма к диойкету, по-видимому, состоит в том, чтобы Аполлоний получил из конторы диойкета письменные документы (символы), которые должен представить солдат для получения жалованья, и они выдаются диойкетом. Это письмо Деметрия Диоскуриду Аполлоний доставляет 17 февраля, в тот же день, когда относит и три других написанных Деметрием послания относительно его зачисления в войска: одно Посидонию, стратегу мемфисского нома, другое Аммонию, главному казначею (архиперету), а третье Каллистрату, возможно писцу в управлении Сострата. В контору диойкета Аполлоний доставляет не только письмо Деметрия, но и простагму, которую издал царь для диойкета. Как и у царя, у диойкета есть свои секретари, эпистолограф и гипомнематограф. Гипомнематограф Диоскурида звался Птолемеем, а эпистолограф (вероятно) Эпименидом. Аполлоний доставляет царскую простагму Птолемею, а письмо Деметрия Эпимениду. О следующем шаге лучше рассказать словами самого Аполлония: «Доставив их для прочтения диойкету, я получил назад простагму от Птолемея-гипомнематографа и письмо от Эпименида. Я доставил их автотелу Исидору, и от него принес их Филоксену, а от него Артемону, а от него Лику, и он составил черновик, и я отнес его Серапиону в контору эпистолографа, а от него Эвбию, а от него Дориону, и он составил черновик, а потом опять Серапиону, и их передали на прочтение диойкету, и я получил назад письмо от Эпименида и отнес назад Серапиону, и он написал Никанору, и Никанор написал два письма — одно Дориону-эпимелету, а другое Посидонию — стратегу Мемфисского нома». Мы можем только предполагать, какое положение все эти люди занимали в громадной бюрократической махине рядом с диойкетом, но на основании этого рассказа хотя бы можно представить себе гигантские объемы писанины, циркулирующих документов, бегающих взад-вперед просителей, которые никогда не прекращались в эллинистическом Египте. Мы даже не знаем, чем закончилась история Аполлония. Вилькен высказал догадку, что Никанор был каллиграфом, в обязанности которого входило набело переписывать письма к Дориону и Посидонию, и кое-что указывает на то, что чистовые копии нужно было снова относить к Серапиону на проверку, прежде чем отдать их Аполлонию для доставки по адресу. О том, какие еще действия требовалось произвести Аполлонию, прежде чем он смог бы наконец занять свое место в войсках эпигонов, мы не знаем.
