Земельный надел (клер) назначался воину пожизненно, если только из-за нарушения воинского долга царь не желал конфисковать участок, то есть вернуть его в «царскую землю». Одна из главных обязанностей клерухов состояла в том, чтобы должным образом возделывать участок. Клерух не мог оставить полученный надел в наследство; после смерти клеруха он снова отходил к царю и становился «царской землей» или опять передавался новому поселенцу. Помимо участка сельскохозяйственной земли, воин получал жилье (стафм). В Египте сельскохозяйственные земли, как правило, были слишком драгоценны, чтобы строить на них что-либо. Дома строились на возвышенностях, куда не достигал разлив. Какой-нибудь домовладелец по соседству с клером — в соседней деревне — был вынужден отдать половину своего дома в распоряжение клеруха. Естественно, подобная система расквартирования греко-македонских солдат в домах населения приводила к постоянным трениям и конфликтам. Видимо, иногда клерухи, у которых уже был стафм, пытались получить еще один в другом доме. Это было запрещено законом ПтолемеяII
[346]. Кроме того, этот же закон запрещал клеруху «извлекать доход» из своего стафма, то есть, вероятно, сдавать его в аренду. С другой стороны, ему разрешалось — достоверно со времени ПтолемеяIII, а может быть, с самого начала — сдавать внаем клер; это было в интересах государства, чтобы кто-то оставался возделывать участок клеруха, когда того призывали на действительную службу.
Государство преследовало двойную цель: 1) иметь воина, которого оно могло поставить в строй, когда появлялась нужда в войске; 2) иметь должным образом возделанный участок египетской земли. Важно было передать участок после смерти клеруха молодому воину. Самым естественным человеком, который мог бы занять место умершего, был его сын — если у него был сын. Когда после смерти клеруха участок возвращался царю, чтобы затем снова стать чьим-то наделом, царь при обычных обстоятельствах отдавал его годному к службе сыну покойного клеруха, если таковой имелся. Таким образом, хотя формально по закону участок не был наследственным, тем не менее он передавался по наследству на практике — но только при условии, что покойный клерух оставлял после себя сына, который мог сослужить царю реальную службу воином. В какой-то момент между девятым годом правления ЭвергетаI и пятым Филопатора правила изменились. После смерти клеруха, если он оставлял сына, сыну разрешалось немедленно получать в пользование участок отца, но до тех пор, пока он согласно закону не зарегистрируется в качестве нового клеруха, ему не разрешалось присваивать продукты, выращенные на клере, и все они в этот период переходили к царю. Наделы, продукты с которых таким образом «удерживались» царем, назывались katōchimoi klēroi (от katechein, «удерживать»). Третья перемена произошла, вероятно, в I веке до н.э. Отныне передача по наследству не ограничивалась отпрыском клеруха; она расширялась на его ближайшего родственника
[347].
Вопрос, что означают термины epigonos («рожденный после») и epigonē,— еще одна избитая проблема папирологии. Мне кажется, сейчас уже достоверно установлено, что множественное число epigonoi («эпигоны») не синонимично слову «[из] эпигонов». Эпигоны определенно были организованы в военные войска под началом армейского руководства. Видимо, общепринятым стало мнение Лекье, что обычно сыновья клерухов были обязаны отслужить несколько лет в тех или иных войсках. В интересах царя было, чтобы после смерти клеруха сын, занявший его место, имел военную подготовку, и правительство могло выбирать некоторых сыновей (если их было несколько), не обязательно старшего, но того, который, пройдя военную подготовку в эпигонах, оказывался самым способным. Один папирус времен ПтолемеяII рассказывает нам о людях, которые уже занимают наделы в 20 арур, еще будучи в эпигонах
[348]. С другой стороны, люди, о которых говорят, что они «из эпигонов», не связаны ни с какими войсками. Лекье предположил, что тех, кто уже отслужил свой срок в эпигонах, затем называли «из эпигонов». Некоторое время бытовало мнение о том, что сын клеруха в ожидании передачи ему отцовского клера назывался «из эпигонов», пока сам не становился клерухом, но ее опровергает папирус
[349], в котором упоминается некто «из эпигонов», уже получивший клер в надел. Гриффит
[350] высказал предположение, что ключевой смысл термина epigonē состоял в противопоставлении неегиптянина урожденному египтянину. Термин «из эпигонов» переводится на египетский как «рожденный в Египте среди потомков стратиотов», то есть детей и потомков воинов — неегиптян, поселившихся в Египте: греков, персов, фракийцев и т.д. Когда человек «из эпигонов» вступал в армию, он сам становился воином и уже не был «из эпигонов».
С течением времени у клерухов появлялось чувство, что обрабатываемый ими участок и стафм, в котором они жили, на самом деле принадлежат им. Еще в царствование ПтолемеяIII появились завещания клерухов, в которых они оставляют стафмы своим женам.
Было ли у них какое-либо законное право завещать имущество, полученное от царя, неясно. Но к концу II века до н.э. клерухи приобрели ограниченное право на завещательное распоряжение. «Если кто из них умрет без завещания, его надел должен перейти к его ближайшему родственнику»,— гласит закон ПтолемеяVII (118 до н.э.)
[351]. Однако нет никаких сомнений в том, что выбор наследника был ограничен теми, кто мог занять место клеруха на военной службе; к примеру, он не мог оставить клер женщине.
Размер клера соответствовал рангу клеруха. Клеры командиров составляли чуть больше 100 арур; мы знаем об одном гиппархе (?), который владел клером в 1306 арур. В III веке до н.э. обычный клер всадника пронумерованной гиппархии составлял 100 арур; воина этнической гиппархии — 70 арур; рядового регулярной пехоты — 30 арур; туземного махима — 5 арур. Мы не знаем величины клеров царских гвардейцев. Положение человека можно назвать по размеру его имущества — «стоарурник» (гекатонтарур, hekatontarūros), «тридцатиарурник» (триаконтарур, triakontarūros) и т.д. Во II веке до н.э. наблюдается гораздо большая разница в размерах клеров. Всадники конницы теперь «стоарурники» или «восьмидесятиарурники» (больше нет никаких «семидесятиарурников»). Есть местные воины (machimoi hippeis) «двадцатиарурники», а клер туземного пехотинца в некоторых случаях увеличился с 5 до 7 арур. Но такое видимое увеличение размера клеров может ввести в заблуждение. Термины «стоарурник» и тому подобные стали обозначать определенный ранг, и ими по-прежнему продолжали называть воинов этой категории, даже если истинный размер их клеров значительно отличался от заявленного. При ПтолемееVI ни один из «стоарурников», живших в файюмской деревне Керкеосирис, не имеет больше 50 арур, ни один из «восьмидесятиарурников» не имеет больше 40. Но мы видим, что появились некоторые махимы — «тридцатиарурники», и каков бы ни был реальный размер их наделов, это означает приближение ранга туземных воинов к рангу греко-македонских — один из признаков, среди прочих, роста значения туземного египетского элемента к концу эллинистической эпохи.
