Видимо, вскоре после этого Аристомен решил, что настало время отпраздновать совершеннолетие юного царя. Тогда (в октябре 197 года до н.э.) ему было всего двенадцать, но, разумеется, Египту как можно скорее был нужен царь, обладающий персональной властью, пусть даже с некоторой натяжкой. В Александрии состоялась церемония вступления правителя на престол, по-гречески анаклетерия, со всей подобающей пышностью. Для пятого Птолемея выбрали прозвище Теос Епифан, Бог Проявленный, к которому иногда в официальных документах прибавлялось второе прозвище — Евхарист, Благодатный. После греческой анаклетерии последовала еще одна церемония, которая, насколько известно, была нововведением для династии Птолемеев
[504]. В древней столице Мемфисе египетские жрецы провели обряд венчания маленького царя на царствие, как приличествовало египетскому фараону. Это была очередная зрелищная мера, чтобы обеспечить верность египтян иноземным владыкам. Казалось, что без этого никак не обойтись. В течение всех этих лет безуспешно продолжались восстания египтян, начавшиеся при Филопаторе.
Враждебные группы возглавляли два человека, чьи имена (Ревийу) читаются как Анмахис и Хермахис. Возможно, это были египтяне, стремившиеся стать фараонами, или эфиопские вожди, которые воспользовались шансом сделать набег на Верхний Египет.
Так или иначе, дружественные сношения, существовавшие при Филопаторе между александрийским и мероитским двором, при Епифане сменились враждой. Поздние картуши Эргамена на острове Филэ были уничтожены
[505]. Один из сохранившихся фрагментов из сочинения Агафархида гласит: «Птолемей собрал войско в 500 всадников из Греции для войны с эфиопами»
[506]. Там не говорится, какой Птолемей имеется в виду, но в других фрагментах мы находим отрывки речи, якобы адресованной к юному царю его опекуном (эпитропа), где тот дает советы, как вести войну с эфиопами. Это согласуется с гипотезой о том, что Агафархид имел в виду молодого Птолемея Епифана
[507].
Когда мы исследуем факторы, возродившие мятежный национальный дух при поздних Птолемеях, особенно в Верхнем Египте, то, вероятно, самым важным было сохранение фараоновской традиции в нильской стране к югу от Египта. Греческие завоеватели подчинили Египет, но не все царство древних фараонов, не всю область египетской культуры; и до тех пор, пока египетские националисты видели, что их древняя традиция еще сохраняется по ту сторону южной границы, они отказывались согласиться с тем, что в Египте она уничтожена навсегда. В конце концов, старинные легенды рассказывали о том, как египетские цари в прежние дни, когда Египет наводнили чужаки, нашли убежище у эфиопов в верховьях Нила и снова вышли оттуда, чтобы вернуть свою землю до самого моря.
У нас есть единичное упоминание об осаде Абидоса в 200–199 годах
[508]. Затем, в 197 году до н.э., в Дельте мы встречаем опасных мятежников. Они завладели городом Ликополем в Бусирисском номе. Мятежные банды укрылись за его стенами, где их осадили правительственные войска, с которыми, кажется, находился и юный царь. Летом 197 года до н.э. Нил поднялся необычайно высоко и угрожал, затопив возведенные вокруг города осадные сооружения, вынудить царские войска ослабить свой нажим. Чтобы избежать этого, войска заблокировали каналы, питавшие ликопольскую область, и отвели воду в другие места. Вожди мятежников поняли, что их положение безнадежно, и капитулировали
[509]. Царь, по словам Полибия, «отнесся к ним жестоко и попал во многие опасности». Туманная фраза, возможно, возникла из-за аббревиатора Полибия. Похоже, она означает, что жестокость царской реакции спровоцировала затем еще более яростные мятежи. Другую группу повстанцев — вождей, возглавивших националистический мятеж при Птолемее Филопаторе,— по-видимому, доставили в Мемфис, и их казнь совпала с церемонией венчания фараона 17-го числа месяца фаофи (то есть 26 ноября) 197 года до н.э. Едва ли можно возложить ответственность за произошедшее на двенадцатилетнего мальчика; даже если официально он стал совершеннолетним, все его публичные действия наверняка были продиктованы его греческими министрами.
Мы не знаем, какую долю египетского народа заразил дух национального восстания. Вероятно, основная часть оставалась тихой и покорной
[510]. Двор, во всяком случае в годы после восшествия юноши на престол, считал благоразумным совершать множество благодеяний. Некоторые налоги были отменены, другие снижены. Большинство долгов прощено за счет царской казны. Заключенные, в том числе многие пробывшие в тюрьме долгое время в ожидании суда, освобождены. Махимам и другим людям, которые участвовали в мятеже, но вернулись по домам, была гарантирована амнистия. Возможно, египтяне начали занимать более высокие посты в бюрократической системе. В папирусе второй половины III века до н.э. мы встречаем диойкета (провинции) Имонтеса
[511]. Двор особенно старался снискать расположение египетских жрецов новыми милостями, уступками и почестями, которые оказывались туземной религии. Они перечисляются на знаменитом Розеттском камне, к которому мы наконец подходим.
Эту плиту из черного базальта, которую теперь можно увидеть в Британском музее, обнаружили французы в Розетте в 1799 году, когда Наполеон оккупировал Египет, но они ее бросили, и в 1801 году ею завладели англичане. На камне написан иероглифами, по-гречески и демотическими знаками (плита разбита, и большая часть иероглифического текста утрачена) декрет, принятый 18 мехира (= 27 марта) 196 года до н.э. всеегипетским синодом жрецов, собравшимся в Мемфисе. Именно эта каменная плита впервые дала молодому Шампольону ключ к разгадке древнего языка в 1824 году, и, таким образом, является краеугольным камнем, на котором возведено все здание современной египтологии. Случай, по которому собрался синод, у египтян назывался хеб-сед. Ритуалы возведения на престол, первоначально имевшие целью сообщить новому царю сверхъестественные силы и добродетели, по древнеегипетскому обычаю снова проводились через неравные промежутки времени — как бы затем, чтобы подзарядить царя божественной энергией. Сначала временные промежутки, как кажется, составляли тридцать лет, а в фараоновском Египте не бывали короче, чем два года. Поэтому довольно странно, что хеб-сед для юного Птолемея проводился всего через четыре месяца после его воцарения. Возможно, как предполагает Буше-Леклерк, церемония введения на престол в предыдущем ноябре прошла «несколько небрежно из-за обстоятельств момента», и жрецы сочли целесообразным теперь уже наверняка зарядить силой юного царя. Камень, найденный в 1884 году в Даманхуре, свидетельствует, что еще один похожий синод состоялся в Мемфисе в 182 году до н.э. Так как он проходил в месяце фар-мути (июнь в том году), очевидно, что дата проведения хеб-седа не обязательно совпадала с годовщиной воцарения. Декрет на Розеттском камне гласит следующее:
