Пять лет двоевластия отнюдь не отличались согласием. Из трех зол, которые в конечном итоге привели к краху государство, созданное в Египте дальновидным полководцем Александра Великого, два проявились еще до того, как Птолемей Филометор взошел на трон,— египетский национальный подъем и восстание против греческого господства, а также рост влияния бывших рабов и евнухов при дворе. Затем объявилось и третье зло — раздор внутри самой царской семьи, где братья и сестры постоянно соперничали из-за трона. В этих жалких междоусобицах истощилась мощь династии Птолемеев, так же как и сила династии Селевкидов после Антиоха Епифана. ПтолемейII и ПтолемейIV приняли меры, типичные для восточных монархий, чтобы избавиться от этих зол: они убили своих братьев. Если бы Филометор убил Птолемея Брата, династия Птолемеев еще могла бы сохранять единство в течение нескольких поколений. Судьба династии зависела от характера молодого человека, который в тот момент сидел на троне. Этот характер, по свидетельству его современника Полибия, позднейших историков и письменных фактов, был лучшим и наиболее привлекательным среди всех царей династии. В эпоху, когда насилие и жестокость были чудовищно обычными, Птолемей Филометор отличался мягкостью и человечностью. Он «не отнял жизни ни у кого из своих друзей (то есть людей, приближенных ко двору и состоящих на царской службе), каковы бы ни были против них обвинения; я думаю даже, что по вине его не умер ни единый александриец»
[564]. Как Филометор с присущей ему готовностью идти на компромисс сделал брата своим соправителем, так же он принял эгоистичные стремления брата с великодушием и прощением. Предполагать, что раз с высшей точки зрения доброта ценна сама по себе, поэтому она вознаграждается и как средство достижения суетных объектов желания, таких как укрепление династии,— это значит не разбираться в жизни. Доброта Филометора оказалась совершенно не способна изменить дурное сердце его брата, и тот остался жить, чтобы принести беды царству. Если бы Филометор его устранил, как Филопатор Мага, он мог бы потерять свою душу, но, скорее всего, приобрел бы спокойное царство для себя и династии Птолемеев.
Был в Средиземноморье и еще один фактор, из-за которого болезни, поразившие великие македонские династии, стали неизлечимы,— пагубное влияние Рима. Эта могущественная зловещая сила теперь всегда маячила вдали, готовая не дать восточным царствам оправиться от потерь, потому что Рим не был заинтересован в том, чтобы они оставались сильными, и поддерживал существовавшие в них подрывные элементы, когда их почти удавалось преодолеть. Рим спас Египет от Антиоха, но он не желал видеть династию Птолемея сильной. Мы не знаем, смог ли бы потомок Птолемея Сотера, каким бы гением он ни был, снова превратить Египет в сильную и независимую державу при этих поразивших царство болезнях и гнетущем влиянии Рима.
В Александрии в годы двоевластия не прекращались беспорядки. Молодой Птолемей, которого народный порыв призвал на трон, был популярен, а Филометор — нет.
Один высокопоставленный и влиятельный придворный постарался извлечь из этой ситуации выгоду для своего честолюбия. Если он был чистокровным египтянином или метисом, как подразумевается
[565], то это был первый раз, когда мы встречаем египтянина, занимающего столь высокое положение при Птолемеях. По-гречески его звали Дионисием, по-египетски — Петосараписом. Он отличился во время войны с Антиохом, а военная доблесть могла обелить даже египтянина в глазах греко-македонского окружения. Дионисий воспользовался популярностью Птолемея Брата, чтобы распалить толпу и натравить ее на царский дворец с намерением убить Филометора, который якобы задумал устранить младшего царя, как говорилось в объявлении, которое Дионисий велел читать на рынках. Дионисий надеялся отделаться от обоих царей. Но его план провалился, так как Филометор сначала предложил брату отречься от трона, а затем, когда тот объявил, что беспорядки разгорелись без его ведома, два царя вместе вышли перед народом в своем царском облачении (скорее всего, в македонских каусиях, хламидах и крепидах), являя собой картину братского согласия. Дионисий ускользнул, но вскоре о нем услышали на окраинах Элевсина, где он убедил около четырех тысяч недовольных солдат (возможно, из числа туземных новобранцев, хотя в тексте прямо об этом не сказано) примкнуть к нему. Филометор вышел против мятежников с преданными войсками и разгромил их. Дионисий, сбросив одежду, переплыл через канал и нашел убежище среди туземной толпы. Он имел большое влияние среди египтян и воспользовался им для подготовки нового мятежа
[566].
Фрагмент из труда Диодора здесь обрывается, и мы не знаем, что стало с Дионисием и египтянами, которые поднялись по его призыву. Но в другом фрагменте говорится о «новом мятеже в Фиваиде», и оно могло быть связано с тем восстанием, которое поднял Дионисий. Птолемей, согласно источникам, «легко» подавил мятежи в остальных местностях, но отряды националистов сосредоточились в укрепленном Панополе (современный Ахмин), который был взят лишь после напряженной осады. Панополь, который находится по ту сторону Нила прямо напротив крупного греческого города Птолемаиды, был, как заметил Магаффи, очень странным выбором места для мятежников.
Филометор с победой вернулся в Александрию. Но даже если Брат и был невиновен в связях с восстанием Дионисия-Петосараписа, в конце концов он все-таки затеял мятеж против брата и добился успеха. Во второй половине 164 года до н.э. Филометор был вынужден бежать из Александрии
[567]. Пять нелегких лет двоевластия подошли к концу.
Филометор отправился в Рим. Диодор пишет
[568] о том, как, высадившись в италийской гавани, он побрел в Рим в одежде обычного путника и в сопровождении только евнуха и трех рабов. Другой молодой македонский царевич, двоюродный брат Филометора из династии Селевкидов Деметрий в то время находился в Риме в качестве заложника и встретил его примерно в двадцати милях от города с лошадью и царским одеянием. Но Птолемей объяснил Деметрию, что ему очень важно произвести нужное впечатление на сенат, и решительно протопал пешком весь остаток пути. В Риме (все так же ради драматического эффекта) он поселился в бедном квартале вместе с греческим маляром, которому когда-то оказал благодеяние в Александрии.
