Эвергет, воцарившись в Александрии, год спустя в Мемфисе венчался на царство как фараон по египетским обрядам. Именно во время празднества коронации родился сын Эвергета и КлеопатрыII и был назван (или получил прозвище) Мемфисским в память об этом совпадении. В одном папирусе упоминается указ о прощении долгов (φιλάνθρωπα), объявленный царем примерно в то же время
[605] с целью приободрить владельцев собственности, так как из-за смуты недавних лет титулы стали ненадежными и требовалась мера, чтобы усмирить беспорядки. Празднества в Александрии в честь новорожденного принца омрачились убийством множества киренцев, прибывших в египетскую столицу в 145 году, вместе с Эвергетом. Их обвинили в том, что они неуважительно отзывались о царской наложнице Ирине
[606].
За год или два отношения в царском дворце стали натянутыми. У КлеопатрыII, кроме убитого сына, было две дочери от Филометора, обеих звали Клеопатрами. Одна была царицей Сирии, которую мы только что упоминали, другая (КлеопатраIII) еще жила во дворце, когда ее мать вышла замуж за Эвергета. Эвергет изнасиловал племянницу и через некоторое время публично взял ее в жены. Папирус, в котором юная КлеопатраIII впервые появляется в роли царицы, относится к 141–140 годам до н.э., но бракосочетание могло состояться на год-два раньше. Мы не знаем, развелся ли Эвергет с КлеопатройII официально. Она по-прежнему была царицей, но с тех пор стала называться в текстах «царицей Клеопатрой Сестрой», тогда как КлеопатраIII была «царицей Клеопатрой Супругой»
[607]. Все трое официально считались совместными правителями Египта. Клеопатра Сестра пользовалась в Египте престижем и властью, и оттого младшему брату, даже будучи царем, было небезопасно открыто ее унижать; однако очевидно, что отношения между Эвергетом и его сестрой стали какими угодно, только не простыми. Через дворец и все царство пробежала трещина, поскольку у Клеопатры Сестры были свои сторонники, так же как у царя и Клеопатры Супруги. Между 145 и 118 годами до н.э. иногда обе Клеопатры упоминались вместе с царем в официальных документах, порой в них появлялась одна только «Клеопатра Сестра», а иногда только «Клеопатра Супруга»
[608]. Маловероятно, что эта разница в протоколе точно отражает менявшиеся поминутно отношения трех правителей друг с другом; гораздо вероятнее, что это происходило из-за того, что писцы, работавшие в отдаленных от Александрии районах, при том ненормальном положении дел просто не знали, как правильно писать.
В некий момент в течение этих лет в Александрию с визитом наведался Сципион Эмилиан со своим другом Панетием Родосским — его «стоическим капелланом» (М.)
[609]. Мы знаем об этом от ученика Панетия Посидония. Визит дал позднейшим авторам возможность эффектно показать контраст между великим римским аристократом в своей республиканской простоте и достоинстве и египетским царем, грудой разбухшей плоти в его непристойном прозрачном платье, который, пыхтя и отдуваясь, пешком провожал своего влиятельного гостя с корабля во дворец
[610]. «Александрийцы кое-чем мне обязаны,— шепнул Сципион Панетию,— они увидели, как ходит их царь!» Сенат поручил Сципиону «проинспектировать» царства Восточного Средиземноморья. Практичные и жесткие римляне, стремившиеся к власти, но презиравшие восточную показную пышность, хотели уточнить, какие именно реальные силы и ресурсы может нильская страна предоставить своему хозяину. Проницательным, ничего не упускающим взглядом римского фермера-политика Сципион осмотрел расположение великого города, его гавани и гигантский маяк. Он поднялся по Нилу до самого Мемфиса и обозрел богатые поля с бесчисленными деревнями и городками — землю, которую удачно выбрал первый Птолемей как основание для своей силы, страну, которая при эффективном управлении могла однажды стать значительным подспорьем — кто знает?— для другого хозяина.
Очевидно, что в Александрии постоянно бурлил протест против Птолемея Эвергета. Царские наемники с трудом сдерживали бывших приверженцев Филометора, желавших послужить его Сестре, которая была их царицей больше двадцати прошедших лет. Афаманский царевич Галест, полководец Филометора, бежавший в Грецию, продолжал подогревать беспорядки из-за моря. Даже наемники в Александрии стали слишком требовательны, и мы слышим, что однажды мятежа удалось избежать, только когда капитан по имени Гиеракс, находившийся на службе Эвергета, выдал им жалованье из собственного кармана. «Раз за разом,— пишет Полибий,— Эвергет натравлял свои войска на александрийцев и устраивал резню».
В 131–130 годах до н.э. беспорядки в Александрии, усугубленные расколом между царем и его сестрой, дошли до наивысшей точки. Возбужденная толпа попыталась поджечь царский дворец, и Эвергет бежал в Грецию, взяв с собой КлеопатруIII, детей от нее и сына от КлеопатрыII, мальчика шести-семи лет по прозвищу Мемфисец. КлеопатраII осталась в Египте единоличной правительницей, хотя из папирусов следует, что Эвергета продолжали признавать царем в большинстве районов Египта за пределами Александрии. Возможно, ссора между братом и сестрой перешла в открытую войну еще за некоторое время до бегства царя. Видимо, в отдельных частях страны КлеопатруII стали признавать единоличной правительницей под именем Клеопатра Филометор Сотера еще в 39-й год Эвергета (132–131 до н.э.)
[611], и она начала заново отсчитывать годы своего царствования. Установлено, что греки в Омби стирали из надписей, сделанных в 136–135 годах, имена Эвергета и КлеопатрыIII, чтобы КлеопатраII представлялась единственной царицей
[612]. О последовавших за бегством царя событиях рассказывает Юстин, и, хотя его преувеличения и недобросовестность в изложении фактов снижают ценность его труда как исторического источника, ввиду отсутствия более достоверных сведений нам приходится принимать его рассказ на веру. Вот что сообщает Юстин. На Кипре Эвергет собирал армию наемников, чтобы вести войну с сестрой в Египте. Незаконный сын царя в то время жил в Кирене. (Возможно, он был там наместником.) В Александрии хотели призвать его и посадить на трон (поженив с КлеопатройII, как полагает Буше-Леклерк. Поистине, в смысле династических браков для того мира, кажется, не было ничего невозможного). Эвергет помешал этому плану осуществиться, вызвав молодого человека к себе на Кипр, а затем убив его. Это привело в бешенство народ Александрии, и там начали сносить статуи Эвергета. (Можно посчитать, что это довольно безобидный поступок после того, как они пытались сжечь Эвергета живьем во дворце, и гораздо удивительнее то, что его изваяния продолжали стоять нетронутыми после его изгнания, чем то, что их начали сносить теперь.) Эвергет считал, что КлеопатраII подстрекала народ разрушать статуи, и в отместку убил собственного сына от нее, мальчика Мемфисца, расчленил его тело и по кускам отправил в ящике в Александрию в подарок на день рождения матери.
