Ман продолжал:
–А несколько дней назад я попросил у него денег – на то, на се,– и он мне дал довольно крупную сумму.
Пран вспомнил, что его отец порой щедро откупался от тех, кто заставал его за работой над каким-нибудь законопроектом или другим важным делом,– лишь бы ему не мешали.
–Так что проблем я не вижу,– сказал Ман, а потом, радуясь, что вопрос исчерпан, спросил:– Где моя прелестная бхабхи? Лучше бы она меня ругала, честное слово.
–Она внизу.
–Тоже злится?
–Да я не то чтобы злюсь, Ман,– вздохнул Пран.– Ладно, одевайся, пойдем вниз. Она хочет тебя повидать.
–Как у тебя дела на работе?
Правой рукой Пран сделал жест, означавший то же, что и пожатие плечами.
–Ладно, спрошу иначе: профессор Мишра все еще бесится?
Пран нахмурился:
–Он не из тех, кто быстро забывает подвиги вроде твоего. Знаешь, учись ты у нас, за такую проделку мне, как члену комиссии по социальному обеспечению, пришлось бы настоять на твоем отчислении.
–Похоже, твои студенты знают толк в развлечениях,– одобрительно сказал Ман, а потом просиял и добавил:– Знаешь, как она меня называет? Даг-сахиб!
–Неужели?– хмыкнул Пран.– Очень мило. Увидимся внизу через несколько минут.
6.8
Однажды вечером после утомительного рабочего дня в Высоком суде Фироз ехал за город играть в поло и кататься верхом, когда заметил на дороге отцовского секретаря Муртазу Али на велосипеде. В одной руке тот держал белый конверт. Фироз остановил машину и окликнул его.
–Куда путь держишь?– спросил Фироз.
–А, так… Недалеко.
–Кому конверт?
–Саиде-бай Фирозабади,– неохотно ответил Муртаза Али.
–Ясно. Мне как раз по пути, могу закинуть.– Фироз поглядел на часы.– Время еще есть.
Он просунул руку в окно, чтобы взять у Муртазы конверт, но тот его не отдал.
–Мне и самому нетрудно, чхоте-сахиб,– с улыбкой сказал он.– Нехорошо перекладывать свои обязанности на других. Вы так элегантно выглядите в новых джодпурах!
[248]
–Для меня это не обязанность. Давай…– Фироз вновь потянулся за конвертом, думая, что теперь у него есть повод еще раз повидать очаровательную Тасним.
–Простите, чхоте-сахиб, наваб-сахиб строго наказал, чтобы я доставил письмо лично в руки адресату.
–Ерунда какая-то,– несколько заносчиво проговорил Фироз.– Я ведь уже завозил туда письмо, когда мне было по пути! В прошлый раз ты мне разрешил, почему теперь нельзя?
–Чхоте-сахиб, это такой пустяк, прошу вас – давайте не будем ссориться.
–Ладно, дружище, давай сюда письмо.
–Не могу.
–Не можешь?– В голосе Фироза зазвучали властно-надменные нотки.
–Видите ли, чхоте-сахиб, когда я в прошлый раз отдал вам письмо, наваб-сахиб очень разозлился и заставил меня пообещать, что больше это не повторится. Вы уж простите меня за грубость, но ваш отец так гневался, что я больше не рискну его ослушаться.
–Ясно.
Странное дело. Было бы из-за чего гневаться! До встречи с секретарем Фироз с нетерпением предвкушал игру, но теперь настроение у него испортилось. Откуда у отца эти пуританские замашки? Да, конечно, с певичками ему общаться не пристало, но уж письмо-то доставить им можно? Впрочем, наверняка этому есть иное объяснение.
–Позволь уточнить,– после недолгих размышлений сказал он,– мой отец был недоволен, что ты не доставил письмо сам – или что его доставил именно я?
–Не могу сказать, чхоте-сахиб. Я и сам хотел бы понять.– Муртаза Али вежливо стоял рядом с велосипедом, крепко стискивая конверт в одной руке,– словно боялся, что Фироз может неожиданно его выхватить.
–Ладно,– сказал Фироз и, коротко кивнув Муртазе Али, поехал дальше.
День был слегка пасмурный и относительно прохладный, хотя до захода солнца еще оставалось много времени. По обеим сторонам Китченер-роуд стояли высокие огненные деревья в пышном оранжевом цвету. Воздух был напоен их духом – не сладким, но очень характерным и выразительным, как аромат герани,– и всю дорогу засыпало легкими веерами лепестков. Фироз решил поговорить с отцом сразу по возвращении домой и на том успокоился.
Он вспомнил, как впервые увидел Тасним и ощутил внезапное настойчивое влечение к этой девушке – странное чувство, будто он где-то ее видел, «если не в этой жизни, то в одной из прошлых». Но вот он подъехал к полю для игры в поло, почувствовал знакомый запах конского навоза, проехал мимо знакомых построек, помахал знакомым людям – и вновь мысли его вернулись к игре, а Тасним отошла на второй план.
Фироз обещал этим вечером немного поучить Мана игре в поло и теперь стал оглядываться по сторонам в поисках друга. Вообще-то, он скорее уговорил его учиться – Ман не слишком горел желанием осваивать новую игру.
–Это лучшая игра в мире!– заверил его Фироз.– Ты сразу пристрастишься, вот увидишь. К тому же времени у тебя полно.– Он взял руки Мана в свои и сказал:– А то ручки становятся больно нежными – уж так тебя холят и лелеют!
Мана нигде не было, и Фироз с легкой досадой взглянул на часы и на клонившееся к закату солнце.
6.9
Несколько минут спустя к нему подъехал Ман. Он приветственно козырнул кепкой-жокейкой и спешился.
–Ты где был?– спросил Фироз.– Тут со временем все строго. Если мы не доберемся до деревянного коня вовремя – а бронь снимут через десять минут,– ну, тогда его заберет кто-то другой. И кстати, как тебе разрешили ездить верхом без сопровождения члена клуба?
–Даже не знаю,– ответил Ман.– Я просто подошел к конюху, поболтал с ним – и он оседлал для меня вот эту кобылу.
Собственно, удивляться было нечему: его друг благодаря врожденной беспечности мастерски выкручивался из самых каверзных ситуаций. Конюх, вероятно, просто принял его за члена клуба.
Усадив Мана на неудобного деревянного коня, Фироз начал его учить: дал Ману в правую руку легкую бамбуковую клюшку и попросил немного ею помахать, чтобы приноровиться.
–Но это же совсем не весело!– закричал Ман через пять минут.
–А что бывает весело в первые пять минут?– спокойно ответил Фироз.– Нет, клюшку надо держать не так – руку прямо – нет, совсем прямо!– вот – да, теперь замах – легонько – хорошо! Твоя рука должна стать продолжением клюшки.
–Я знаю минимум одно занятие, которое и в первые пять минут очень даже увлекает,– с дурашливой улыбкой сказал Ман, замахнувшись клюшкой и слегка потеряв равновесие.
Фироз окинул его позу холодным оценивающим взглядом.
