Тасним закивала.
–Что ж, пусть напишет мне пару газелей и положит их на музыку,– помолчав, распорядилась Саида-бай.– Надо же дать ему какую-то работу. Временно, конечно.– Она нанесла на запястье каплю духов.– Писать-то он еще в состоянии?
–Да!– радостно воскликнула Тасним.
–Тогда так и поступим,– заключила Саида-бай.
На самом деле она уже соображала, где бы ей найти нового исполнителя на саранги. Не может же она поддерживать Исхака бесконечно – или до какого-то момента в необозримом будущем, когда его руки одумаются и начнут работать как положено.
–Спасибо, апа!– с улыбкой сказала Тасним.
–Не благодари,– резко ответила Саида-бай.– Вечно я пытаюсь решить все беды мира. Теперь придется подыскивать временную замену Исхаку-бхаю, пока тот не сможет играть на саранги, а тебе подавай нового учителя…
–О, нет-нет!– пролепетала Тасним.– Учитель мне не нужен.
–Не нужен?– Саида обернулась и заглянула в глаза девушке.– Тебе так нравилось учить арабский!
В комнату вновь влетела Биббо. Саида бросила на нее раздраженный взгляд и закричала:
–Да, да, Биббо, в чем дело?! Я велела тебе вернуться через пять минут!
–Но я уже узнала, что поспело в огороде,– деловито сообщила служанка.
–Ладно, ладно,– смилостивилась Саида-бай.– Что там есть, кроме окры? Карела уже пошла?
–Да, бегум-сахиба, и даже одна тыква есть!
–Ладно, тогда пусть приготовят кебабы, как обычно – шами-кебабы,– и любые овощи. Ах да, еще баранину с карелой.
Тасним слегка скривилась, и ее гримаска не ушла от внимания Саиды-бай.
–Если для тебя карела слишком горькая, можешь не есть!– с досадой сказала она.– Никто не заставляет. Я столько тружусь, все делаю ради твоего блага, а ты не ценишь. Ах да,– добавила она, поворачиваясь к Биббо,– на десерт я хочу фирни
[260].
–Так у нас же сахара почти нет! По карточкам совсем немного выдали,– сказала Биббо.
–Значит, купите на черном рынке,– распорядилась Саида-бай.– Очень уж Билграми-сахиб любит фирни.
На этом она выпроводила Тасним и Биббо из спальни и продолжила наводить красоту.
Вечером она ждала в гости давнего друга, врача-терапевта. Он был лет на десять старше, очень образованный и воспитанный, а главное – неженатый. Все его предложения руки и сердца она отвергала. Хотя раньше он был ее клиентом, теперь они просто дружили. Никакой страсти к нему Саида-бай не испытывала, но он всегда приходил на ее зов и поддерживал в трудную минуту. Они не виделись уже месяца три, и поэтому Саида решила пригласить его в гости. Конечно, он снова позовет ее замуж: это немного поднимет ей настроение, а ему очередной отказ не причинит большой душевной боли.
Саида-бай окинула взглядом комнату и остановилась на иллюстрации в рамке: женщина смотрит сквозь арку на таинственный сад.
Должно быть, подумала она, Даг-сахиб уже добрался до места. Она не очень-то хотела его прогонять, но прогнала. А он не очень-то хотел уезжать, но уехал. Ничего, все это к лучшему.
Впрочем, Даг-сахиб вряд ли согласился бы с этим утверждением.
6.27
Исхак Хан поджидал устада Маджида Хана неподалеку от его дома. Когда тот вышел – с небольшой пустой сеткой для овощей в руках,– он осторожно, держась на приличном расстоянии, зашагал следом. Музыкант повернул в сторону Тарбуз-ка-Базара, миновал улицу, ведущую к мечети, и вышел на открытую рыночную площадь, где стал ходить по рядам, выбирая овощи и фрукты. Он порадовался, что помидоры еще продают по доступной цене, хотя сезон их близок к концу. Кроме того, яркие плоды так украшают рынок! Жаль только, что шпинат – его любимый овощ – почти отошел. Моркови, кочанной и цветной капусты тоже больше не увидишь до следующей зимы. Та морковь, что продавалась сейчас на рынке, была дряблая, дорогая и совсем не такая душистая, как в сезон.
Подобными мыслями был занят разум маэстро, когда за спиной раздался почтительный голос:
–Адаб арз, устад-сахиб.
Устад Маджид Хан обернулся и увидел Исхака. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы забыть о приятных домашних хлопотах и вспомнить оскорбления, которые ему пришлось выслушать в столовой. Его лицо тотчас помрачнело. Он ощупал несколько помидоров и спросил у торговца цену.
–У меня к вам просьба…– опять обратился к нему Исхак Хан.
–Неужели?– с нескрываемым презрением спросил великий музыкант. Он ведь даже пытался предложить этому молодому человеку помощь в каком-то пустячном деле, после чего и состоялась их перепалка.
–Еще я хотел принести извинения.
–О, прошу, не тратьте моего времени.
–Я шел за вами от самого дома. Мне нужна ваша помощь. Я нахожусь в затруднительном положении, мне нужна работа, чтобы прокормить младших братьев, но работы нет… С того дня меня ни разу не приглашали играть на «Всеиндийское радио».
Маэстро пожал плечами.
–Умоляю вас, устад-сахиб, думайте обо мне что угодно, но пощадите мою семью! Вы ведь знали моего отца и деда. Простите, если во имя их доброй памяти я допустил ошибку…
–«Если»?
–То есть допустил, конечно. Не знаю, что на меня нашло.
–Я ничего не имею против вашей семьи. Ступайте с миром.
–Устад-сахиб, с того дня у меня совсем нет заказов, а зятю ничего не говорят о переводе из Лакхнау. Сам же я не смею подойти к директору…
–А ко мне подошли. Следили за мной аж от самого дома!
–Я лишь хотел с вами поговорить. Прошу, войдите в мое положение… Помогите, как музыкант музыканту.
Маджид Хан поморщился.
–У меня разболелись руки, я ходил к врачу, но…
–Да, я слышал,– сухо произнес маэстро, не уточнив, где и от кого.
–Моя работодательница сказала, что больше не может меня содержать…
–Ваша работодательница, ха!– Великий певец развернулся и пошел прочь, но добавил напоследок:– Благодарите за это Бога. И уповайте на Его милость.
–Я уповаю на вашу,– обреченно сказал Исхак Хан.
–Да я ничего не говорил про вас директору радиостанции, зачем мне это? Недоразумение в столовой я готов списать на вашу придурь. Если вас не зовут на радио, я тут ни при чем. И вообще, как вы собираетесь работать, если у вас болят руки? Вы очень гордитесь тем, что подолгу репетируете. Так репетируйте меньше.
Тасним дала ему такой же совет. Исхак Хан сокрушенно кивнул. Надежда его покинула, а поскольку и от самолюбия ничего не осталось, он решил принести положенные извинения.
–Насчет нашей ссоры…– начал он.– Надеюсь, вы меня выслушаете. Я уже очень давно хотел извиниться за свою выходку, хотя и понимаю, что простить такое нельзя. В то утро, устад-сахиб, я столь нагло подошел к вам и сел за ваш столик, поскольку незадолго до этого слушал по радио рагу «Тоди» ввашем исполнении.
