–Ты чертов безответственный дурак,– при всех грубо отчитал его Арун.– Ты, как мужчина,– главный, и уж если пообещал, что будешь в двенадцать тридцать, то должен явиться в двенадцать тридцать, тем более что с тобой моя дочь. И моя сестра. Я не желаю слышать от тебя никаких оправданий. Проклятый идиот!– Он был в бешенстве.– А ты,– повернулся он к Лате,– ты сама должна была следить за временем, а не полагаться на Варуна. Ты знаешь, какой он.
Варун повесил голову, усиленно глядя себе под ноги. Он думал о том, как же приятно было бы скормить старшего брата (причем сперва голову) самому крупному крокодилу.
1.12
Лата училась в Брахмпуре еще и потому, что здесь жил ее дед, доктор Кишен Чанд Сет. Он обещал дочери Рупе, когда Лата впервые приехала сюда, что будет очень хорошо заботиться о ней. Однако обещание не сдержал. Доктор Кишен Чанд Сет был слишком занят то бриджем в клубе «Сабзипор», то враждой со сторонниками министра финансов, то страстью к своей молодой жене Парвати, чтобы выполнять какие-либо обязанности опекуна по отношению к Лате. Учитывая, что ужасный характер Арун унаследовал именно от собственного деда, возможно, это было и к лучшему. В любом случае Лата ничего не имела против того, чтобы жить в общежитии университета. «Там моя учеба пойдет гораздо лучше,– думала она,– чем под крылом вспыльчивого наны»
[55].
Когда-то, сразу после смерти Рагубира Меры, госпожа Рупа Мера вместе с семьей переехала жить к своему отцу, который тогда еще не был женат. Учитывая ее финансовые затруднения, это казалось единственным верным решением. Кроме того, она думала, что отцу может быть одиноко, и надеялась помочь ему в домашних делах. Эксперимент длился несколько месяцев и закончился катастрофой. Доктор Кишен Чанд Сет оказался невозможным для совместного проживания человеком. Маленький, сухонький, он был той силой, с которой считались не только в медицинском колледже, из коего он ушел на пенсию в должности директора, но и во всем Брахмпуре,– все боялись его, трепетали перед ним и подчинялись ему. Доктор Кишен Чанд Сет ожидал, что его семейная жизнь пойдет по тому же пути. Он не принимал во внимание распоряжения Рупы Меры в отношении ее собственных детей. Он внезапно уходил из дома на несколько недель, не оставляя денег или инструкций для прислуги. Наконец, он обвинил свою дочь, которая хорошо выглядела, хоть и была вдовой, в том, что она строит глазки его коллегам, которых он приглашал к себе домой. Для убитой горем, пусть и общительной Рупы это было шокирующее обвинение. Подросток Арун грозился поколотить деда. Было много слез, криков, и доктор Кишен Чанд Сет что есть силы стучал своей тростью по полу. Тогда госпожа Рупа Мера ушла, плачущая, но непоколебимая, со своим выводком из четырех человек, и обрела убежище у сочувствующих друзей в Дарджилинге.
Примирение свершилось годом позже, с новым потоком слез. С тех пор дела пошли своим чередом. Брак с Парвати (который из-за разницы в возрасте потряс не только семью доктора, но и весь город), поступление Латы в университет Брахмпура, помолвка Савиты (которую доктор Кишен Чанд Сет помог организовать), свадьба Савиты (которую он чуть не сорвал и которую осознанно пропустил). Все это было вехами на очень ухабистой дорожке. Но семья есть семья, и, как неустанно повторяла себе госпожа Рупа Мера, ласковое слово и буйную голову смиряет.
Прошло несколько месяцев со свадьбы Савиты. Зима кончилась, питоны в зоопарке пробудились от спячки. Отцвели нарциссы, раскрылись розы, а тем на смену пришли соцветия пурпурных лиан, чьи пятилепестковые цветы, вращаясь, точно лопасти вертолета, мягко спускались на землю, подгоняемые горячим ветром.
Широкий, илисто-бурый Ганг, текущий на восток мимо уродливых труб кожевенного завода и мраморного здания Барсат-Махала, мимо старого Брахмпура с его оживленными базарами и аллеями, мимо купальных и кремационных гхатов
[56], мимо форта Брахмпура, мимо белоснежных колонн клуба «Сабзипор» ипросторного здания университета, обмелел с наступлением лета, но лодки и пароходы все так же деловито сновали взад-вперед, как и поезда по идущей параллельно железной дороге, что обозначала границу Брахмпура на юге.
Лата переехала из общежития к Савите и Прану, которые вернулись из Шимлы на равнину. Вернулись, окутанные любовью. Малати, часто бывавшая у Латы, в итоге прониклась симпатией к долговязому Прану, о котором у нее сперва сложилось неблагоприятное впечатление. Лате тоже нравились его порядочность и доброжелательность, так что она не слишком огорчилась, узнав, что Савита беременна. Госпожа Рупа Мера писала дочерям длинные письма из квартиры Аруна в Калькутте и постоянно жаловалась, что дочери отвечают на ее письма недостаточно быстро и недостаточно часто.
И хоть она и не упоминала об этом ни в одном из писем, опасаясь рассердить свою младшую дочь, в Калькутте Рупа Мера безуспешно пыталась найти пару для Латы.
Возможно, она недостаточно постаралась, утешала она себя, в конце концов, она же все еще не оправилась от волнений и забот, связанных со свадьбой Савиты. Но теперь наконец она собиралась вернуться в Брахмпур на три месяца – в свой второй дом. Под вторым домом она подразумевала дом дочери, а не отца. Когда поезд помчался навстречу Брахмпуру, чудесному городу, подарившему ей зятя, госпожа Рупа Мера пообещала себе, что предпримет еще одну попытку. Через день-другой после прибытия она сходит к отцу за советом.
1.13
Хотя в этом случае идти к доктору Кишену Чанду Сету за советом не пришлось. Он сам на следующий день в ярости приехал в университет и заявился прямо в дом к Прану Капуру.
Было три часа пополудни, стояла удушающая жара. Пран был занят на факультете. Лата слушала лекцию о поэтах-метафизиках, Савита отправилась за покупками. Молодой слуга Мансур пытался успокоить доктора Кишена Чанда Сета, предложив ему чай, кофе или свежий лаймовый сок. Однако тот все это довольно грубо отверг.
–Есть кто-нибудь дома? Где все?– злобно осведомился доктор Кишен Чанд Сет.
Маленькое, сплющенное скуластое лицо его с внушительным упрямым подбородком малость смахивало на свирепую морщинистую морду тибетского сторожевого пса (госпожа Рупа Мера внешностью пошла в мать). В руке он держал резную кашмирскую трость, которую использовал скорее для устрашения, чем для опоры. Мансур поспешил внутрь.
–Бурри-мемсахиб?
[57] – позвал он, постучав в дверь комнаты госпожи Рупы Меры.
–Что… кто?
–Бурри-мемсахиб, здесь ваш отец.
–Ой, ох!– Госпожа Рупа Мера, которая наслаждалась дневным сном, в ужасе пробудилась.– Скажи ему, что я сейчас выйду, и предложи ему чаю.
