–Там жарко!
–Знаю, ма, но музыка мешает мне читать.
–Я велю выключить. От солнца у тебя лицо загорит и станет еще темнее. Варун, хватит уже, выключай.– Ей пришлось повторить просьбу несколько раз, прежде чем сын ее услышал.
Тогда Лата направилась с книжкой в спальню.
–Посиди со мной, доченька,– сказала ей госпожа Рупа Мера.
–Ма, прошу, оставь меня в покое!
–Ты уже несколько дней на меня дуешься,– посетовала госпожа Рупа Мера.– Даже когда я сообщила тебе результаты экзаменов, ты поцеловала меня как-то вяло.
–Ма, я не дуюсь.
–Дуешься, не отрицай! Я это чувствую вот здесь…– Госпожа Рупа Мера указала пальцем на область сердца.
–Хорошо, мама, я дуюсь. Позволь мне почитать, пожалуйста.
–А что ты читаешь? Дай-ка сюда книгу.
Лата поставила книгу обратно на полку и сказала:
–Ладно, ма, я не буду читать, давай поговорим. Довольна?
–О чем ты хочешь поговорить, милая?– благожелательно спросила госпожа Рупа Мера.
–Я ни о чем, это ты хочешь,– заметила Лата.
–Ну и читай свою дурацкую книжку!– вдруг вспылила госпожа Рупа Мера.– На мне весь дом, а никому нет дела до бедной матери! Когда бунтуют слуги, кто их мирит? Я спину ради вас надрывала, как рабыня, а вам все равно! Вот сожгут меня на погребальном костре, тогда-то вы поплачете! Поймете, как без меня тяжко.– Слезы заструились по ее щекам, и она положила черную девятку на красную десятку.
В таких случаях Лата обычно пыталась утешить мать и сказать ей что-нибудь ласковое, но сегодня ее так разозлила эта откровенная попытка манипуляции, что она молча взяла книгу с полки и вышла в сад.
–Дождь собирается!– крикнула ей вслед госпожа Рупа Мера.– Книга намокнет. А она, между прочим, стоит денег. Вещи надо беречь!
«Вот и славно,– в гневе подумала Лата.– Пусть дождь смоет и книгу, и все, что внутри – а заодно и меня».
7.3
В зеленом садике было тихо и пусто. Мали, приходящий садовник, закончил работу и ушел. С бананового дерева на нее каркнула умная на вид ворона. Нежный белый ликорис стоял в пышном цвету. Лата присела на зеленую дощатую скамейку в тени высокой бутеи. Чистый, умытый дождем сад совсем не походил на брахмпурские сады, где каждый листочек был покрыт слоем пыли, а каждая травинка – выжжена солнцем.
Лата взглянула на конверт с брахмпурской маркой, подписанный уверенной рукой Кабира. Следом за адресом сразу значилось ее имя, без приписки «для передачи».
Она достала из пучка шпильку и вскрыла конверт. Внутри было недлинное письмо, буквально на страничку. Лата думала, что Кабир будет извиняться, не жалея слов, однако содержание письма оказалось несколько иным.
После адреса и даты шел такой текст:
Дорогая моя Лата!
Почему я должен повторять, что люблю тебя? Не понимаю, с какой стати ты мне не веришь. Я вот тебе верю. Прошу, объясни, в чем дело. Я очень не хочу, чтобы все так закончилось.
Сутки напролет я думаю лишь о тебе, но меня злит, что я должен об этом говорить. Да, я не мог – и по-прежнему не могу – сбежать с тобой за тридевять земель. Как ты вообще могла о таком попросить? Допустим, я одобрил бы твой безумный план. Да ты сама придумала бы тысячу отговорок, чтобы этого не делать. И все-таки, положим, я соглашусь. Тогда ты убедишься в моих чувствах и поймешь, на что я готов ради тебя. Так вот: даже ради тебя я не готов поступиться доводами разума. И ради себя не готов. Ну, просто я не такой человек – привык продумывать все наперед.
Дорогая моя Лата, ты же умница, почему ты не можешь встать на мое место и понять мою точку зрения? Я люблю тебя. Искренне. И жду от тебя извинений.
Как бы то ни было, поздравляю с успешной сдачей экзаменов. Ты, должно быть, очень рада – но лично я не удивлен. Впредь прошу тебя не рассиживаться на скамейках, обливаясь слезами,– мало ли кто поспешит тебе на помощь. Если же все-таки захочется это сделать, представь, что я возвращаюсь в павильон и рыдаю всякий раз, когда мне не удалось набрать сотню.
Два дня назад я взял лодку и вновь отправился к Барсат-Махалу. Но, подобно навабу Кхушвакту, я был безутешен, и дворец казался мне грязным и мрачным. Я никак не могу тебя забыть, сколько ни пытаюсь. В Барсат-Махале я поразительно остро ощутил духовное родство с великим правителем прошлого, хотя слезы мои не падали стремительно и яростно в благоуханные воды.
Даже отец, при всей его рассеянности, заметил неладное. Вчера он спросил: «Раз причина не в экзаменах, то в чем, Кабир? Чую, тут не обошлось без девушки». Да, я тоже считаю, что без девушки не обошлось.
Теперь у тебя есть мой адрес, почему бы тебе не ответить на мое письмо? Я глубоко несчастен с тех пор, как ты уехала, не могу ни на чем сосредоточиться. Я не ждал от тебя весточек – даже если бы ты захотела написать, у тебя не было моего адреса. Теперь есть. Поэтому пиши мне, пожалуйста. Иначе я не буду знать, что и думать. В следующий раз, когда я пойду к господину Навроджи, придется мне читать грустные стихи собственного сочинения.
С искренней любовью в сердце, дорогая Лата,
всегда твой
Кабир
7.4
Лата еще долго сидела в каком-то странном забытьи. Сперва она даже не стала перечитывать письмо: оно пробудило в ней множество эмоций, но все они тянули ее в разные стороны. Обычно в подобных случаях она от избытка чувств, сама того не замечая, проливала слезы, но в письме были слова, которые не располагали к слезам. Первым делом она ощутила, что ее подло обманули, лишили того, на что она рассчитывала. Кабир и не подумал извиняться за причиненную ей боль. Да, он признался в любви, но ведь подобные признания должны быть пылкими и серьезными, без намека на иронию. Пусть во время их последней встречи Лата не дала Кабиру возможности толком объясниться, он вполне мог это сделать теперь, в письме. Однако он лишь иронизировал да шутил, а Лате хотелось – точнее, это было жизненно ей необходимо,– чтобы он воспринимал свои и ее чувства всерьез.
К тому же он ничего не рассказал о себе, а Лата так ждала от него новостей. Она хотела знать все – в частности, как он сдал экзамены. Судя по словам его отца, сдал он их хорошо, но слова эти можно было истолковать как угодно. Допустим, так: да, сдал ты неважно, но сдал ведь, теперь экзамены позади и хотя бы одним поводом для волнений меньше, почему же ты по-прежнему невесел?
Если уж на то пошло, откуда у Кабира ее адрес? Не от Прана же с Савитой… Возможно, от Малати, хотя они с Кабиром, насколько ей известно, даже не знакомы.
Он явно не собирался брать на себя ответственность за ее чувства, это не подлежало сомнению. Мало того, он ждал извинений! Сперва он похвалил ее ум, а потом чуть ли не тупицей обозвал. У Латы сложилось впечатление, что ему бы только шутки шутить да веселиться и никаких обязательств, кроме «любви», он на себя брать не желает. Но что такое любовь?
