Лата, хоть ей было и жаль обоих, не смогла сдержать улыбку. Все-таки не зря она пришла на этот прием.
Девушка не унималась:
–Ну, вспомнил?
Амит вдруг ударился в многословие:
–Я так забывчив… и меня самого так легко забыть,– поспешно добавил он,– что я порой гадаю: асуществую ли я? Такое чувство, что никаких моих поступков и дел вовсе не было…
Девушка кивнула:
–Прекрасно тебя понимаю.
Впрочем, через минуту она с грустью удалилась.
Амит помрачнел.
Лата увидела, что ему искренне совестно, и решила его подбодрить:
–Смотрю, твои обязанности написанием книг не ограничиваются.
–Что?– переспросил Амит, как будто только что ее заметил.– Ах да, да, ты права, конечно. Вот, Лата, держи тарелку.
7.10
Хотя Амит не слишком часто вспоминал о своем хозяйском долге перед гостями, следовало отдать ему должное: за весь вечер Лате ни разу не пришлось скучать в одиночестве. Варун (который мог бы составить ей компанию) идти на прием не пожелал и предпочел распивать шамшу с друзьями. Минакши (которая полюбила Лату и всюду таскала ее за собой) ушла болтать с родителями, когда у тех выдалась свободная от гостей минутка: рассказала им о вчерашних событиях на кухне и вечернем визите Коксов. Она пригласила Бэзила и Патрисию и на сегодняшний прием, поскольку это могло помочь карьере Аруна.
–Но она такая серая мышь!– сказала Минакши.– Вся одежда как будто с барахолки.
–Правда? А сегодня она выглядела вполне эффектно, когда подошла познакомиться,– заметил ее отец.
Минакши как бы невзначай окинула взглядом гостей и невольно вздрогнула, увидев Патрисию Кокс: на ней было красивое шелковое зеленое платье и жемчужное ожерелье. Золотисто-каштановые волосы сияли в свете люстры. М-да, это уже совсем не вчерашняя мышка, безрадостно подумала Минакши.
–Надеюсь, у тебя все хорошо, дорогая,– сказала госпожа Чаттерджи, переходя на бенгальский.
–Просто чудесно, маго!
[276] – ответила Минакши по-английски.– Я до сих пор так влюблена!
Эти слова заставили госпожу Чаттерджи озабоченно нахмуриться.
–Мы волнуемся за Каколи.
–Мы?– переспросил достопочтенный господин Чаттерджи.– Кхм, ну… допустим.
–Твой отец не принимает всерьез моих опасений. Сначала у нее был этот мальчик из Университета Калькутты, потом…
–Коммунист,– подсказал достопочтенный господин Чаттерджи.
–И еще парень с кривой рукой и странным чувством юмора, как его звали?
–Тапан.
–Да, досадное совпадение.– Госпожа Чаттерджи взглянула на своего ненаглядного Тапана, который по-прежнему трудился за барной стойкой. Бедный малыш! Надо поскорее отпустить его спать. Он поесть-то хотя бы успел?..
–А сейчас?– спросила Минакши, глядя в тот угол, где Каколи болтала с подружками.
–А сейчас она спуталась с каким-то иностранцем,– ответила мать.– Ладно, так и быть, расскажу: он немец!
–И весьма хорош собой,– заметила Минакши, которая привыкла сперва обращать внимание на самое важное.– Почему Каколи ничего про него не рассказывала?
–Она стала такой скрытной!– посетовала мать.
–Ничего подобного, она жуткая болтушка,– возразил достопочтенный господин Чаттерджи.
–Одно другому не мешает. Мы столько слышим про ее подружек и «друзей», а про одного-единственного, действительно важного человека в ее жизни ничего не знаем. Если такой вообще есть.
–Милая, ну перестань,– сказал достопочтенный господин Чаттерджи жене.– Ты столько волновалась из-за коммуниста – как видишь, напрасно. Потом волновалась из-за калеки – тоже зря. Так зачем вообще волноваться? Взгляни на маму Аруна, она всегда улыбается и ни о чем не волнуется.
–А вот это неправда, баба́,– возразила Минакши.– Я таких беспокойных женщин еще не встречала. Она волнуется обо всем на свете – буквально!
–Вот как?– заинтересовался ее отец.
–И вообще,– продолжала Минакши,– с чего вы взяли, что их связывают романтические отношения?
–С того, что он приглашает ее на все дипломатические приемы. Он – второй секретарь Генерального консульства Германии. И даже делает вид, что полюбил «Рабиндрасангит»! Это уже перебор.
–Дорогая, ты несправедлива,– сказал достопочтенный господин Чаттерджи.– Каколи тоже стала проявлять необычайный интерес к Шуберту и даже пытается исполнять его произведения. Как знать, возможно, сегодня нас ждет небольшой музыкальный экспромт.
–Она говорит, что у него чудесный баритон, от которого голова идет кругом! Ох, что-то будет с ее репутацией…– сокрушалась госпожа Чаттерджи.
–Как его зовут?
–Ганс.
–Просто Ганс?
–Какой-то там Ганс, не помню фамилию. Правда, Минакши, я так расстроена! Если его намерения несерьезны, это разобьет ей сердце. А если они поженятся, она уедет из Индии, и больше мы ее не увидим.
–Ганс Зибер,– вставил отец.– Кстати, если ты представишься не Минакши Чаттерджи, а госпожой Мерой, он наверняка расцелует твою руку. Вроде бы его семья из Австрии. Они там все такие учтивые – прямо повальная болезнь какая-то.
–В самом деле?– Минакши была заинтригована.
–Ну да. Даже Илу смог очаровать. А вот твою маму этим не проймешь, она считает Ганса эдаким бледнолицым Раваной, задумавшим похитить ее дочь и унести в далекие дали.
Сравнение получилось чересчур цветистым, но достопочтенный господин Чаттерджи в нерабочее время старался не утомлять окружающих логичностью и сухостью рассуждений.
–Думаешь, он может поцеловать мне руку?
–Не может, а поцелует, вот увидишь! Но это ерунда по сравнению с тем, что он сделал с моей…
–Что же, баба́?– Минакши распахнула огромные глаза и уставилась на отца.
–Чуть в порошок ее не стер!– Отец раскрыл правую ладонь и несколько секунд ее разглядывал.
–Зачем, не понимаю?– звонко рассмеялась Минакши.
–Наверное, хотел меня подбодрить,– ответил достопочтенный господин Чаттерджи.– А спустя несколько минут и твоего мужа постигла та же участь. Я заметил, что он слегка приоткрыл рот, когда ему жали руку.
–Ах, бедный Арун,– равнодушно сказала Минакши.
Она покосилась на Ганса, который полным обожания взглядом смотрел на Каколи в окружении шумной свиты. Затем, к изрядному недовольству матери, она повторила:
–Очень привлекателен! И какой рост! А что с ним не так? Мы, брахмо,– люди широких взглядов, разве нет? Почему бы не выдать Куку за иностранца? Это престижно!
