–Да, что плохого?– подхватил ее отец.– Руки-ноги у парня вроде целы.
–Пожалуйста, образумь сестру,– сказала дочери госпожа Чаттерджи,– пусть не принимает опрометчивых решений… Ах, зачем я только позволила ей учить этот кошмарный язык с этой ужасной мисс Гебель!
–Вряд ли она меня послушает,– сказала Минакши.– Разве не с твоей подачи Куку пару лет назад пыталась отговорить меня выходить за Аруна?
–Это же совсем другое,– ответила госпожа Чаттерджи.– И потом, к Аруну мы уже привыкли,– не слишком убедительно добавила она.– Он нам теперь как родной.
Беседу внезапно прервал господин Кохли, пухлый учитель физики и большой любитель спиртного. Чтобы не столкнуться с женой, которая не одобряла его частых походов к барной стойке, он отправился туда окольным путем и решил по дороге поболтать с судьей.
–Здравствуйте, ваша честь,– сказал он.– Что думаете о решении суда по делу разбоя на Бандел-роуд?
–О, вы же знаете, я не имею права давать комментарии,– откликнулся достопочтенный господин Чаттерджи.– Возможно, я еще буду слушать это дело, когда подсудимые обжалуют существующее решение. Да я и не слежу за процессом так пристально, как мои знакомые.
Госпожу Чаттерджи, в отличие от мужа, ничто не обязывало держать язык за зубами. Ход судебного процесса подробно освещался в газетах, и у каждого было свое мнение на этот счет.
–Я в шоке,– сказала она.– Не понимаю, какое право имеет простой мировой судья…
–Не простой мировой, дорогая, а сессионный,– вмешался достопочтенный господин Чаттерджи.
–В общем, не понимаю, какое он имеет право отменять приговор, вынесенный присяжными. Разве это правосудие? «Двенадцать честных и верных»
[277] – так ведь их называют? Кем он себя возомнил?
–Девять, дорогая. В Калькутте девять присяжных заседателей. Что касается их честности и верности…
–Ну да, ну да. И он заявил, что их вердикт «ошибочен»… или как он там сказал?..
–«Ошибочен, необоснован, в корне несправедлив и вынесен вопреки имеющимся свидетельствам»,– процитировал лысый господин Кохли с нескрываемым удовольствием, будто смакуя виски. Его маленький рот был слегка приоткрыт, как у задумчивой рыбы.
–Ошибочен, несправедлив и так далее, разве он имеет право такое говорить? Это… это же недемократично!– продолжала госпожа Чаттерджи.– Нравится нам это или нет, мы живем в эпоху демократии. Впрочем, демократия – только полбеды. Вот откуда все беспорядки и кровопролития, да еще этот суд присяжных – зачем в Калькутте их оставили, ума не приложу, во всей Индии уже давно от них избавились! Коллегию подкупают, запугивают, вот они и выносят бредовые вердикты. Что бы мы делали без наших доблестных судей, которые эти вердикты отменяют, да, дорогой?– негодовала госпожа Чаттерджи.
–Да-да, милая, конечно,– ответил ей муж.– Вот вам и ответ на ваш вопрос, господин Кохли, теперь вы знаете, что я думаю. Кстати, у вас бокал пустой.
–Ну да…– ошалело сказал господин Кохли.– Пойду налью.
Он украдкой осмотрел гостиную и убедился, что на горизонте чисто.
–Пожалуйста, передайте Тапану, чтобы немедленно ложился спать,– сказала госпожа Чаттерджи.– Если он поел, конечно. Если не поел, пусть не ложится, пусть сперва поест.
–Знаешь, Минакши,– сказал достопочтенный господин Чаттерджи,– мы тут недавно с твоей мамой так яростно спорили за ужином, что к завтраку оба согласились со взглядами друг друга и продолжили яростно отстаивать уже их.
–А о чем вы спорили?– спросила Минакши.– Скучаю по нашим утренним прениям.
–Уже не помню,– ответил ее отец.– А ты, дорогая? Что-то про Бисваса-бабу́…
–Нет, про Пусика,– сказала госпожа Чаттерджи.
–Разве? Я и забыл. Ладно, не важно. Минакши, как-нибудь приходи к нам завтракать, все-таки рядом живешь: до Санни-Парка рукой подать.
–Знаю,– кивнула Минакши.– Но по утрам так сложно вырваться из дома! Арун любит, чтобы все было как всегда, а Апарна с утра не в духе и капризничает. Маго, ваш повар меня вчера просто спас! Пойду-ка поздороваюсь с этим Гансом. А что за молодой человек так злобно глядит на них с Каколи? У него даже бабочки нет!
В самом деле, молодой человек – студент – был, можно сказать, не одет: вобычной белой рубашке с обычным полосатым галстуком и белых брюках.
–Не знаю, кто это,– сказала госпожа Чаттерджи.
–Очередной гриб?– спросила Минакши.
Господин Чаттерджи кивнул – именно он однажды окрестил грибами многочисленных друзей Каколи, которые действительно росли, как грибы после дождя.
–Наверняка.
–Он мне сказал, что его зовут Кришнан. Судя по всему, Каколи очень хорошо его знает,– вставил Амит.
–О, и чем он занимается?
–Не знаю. Просто близкий друг, говорит.
–Лучший друг?
–Ну нет,– ответил Амит.– Лучшим он быть не может: уж имена своих лучших друзей она помнит.
–Ладно, пойду познакомлюсь с ее фрицем,– решительно заявила Минакши.– Где Латс? Она только что была с тобой!
–Не знаю. Где-то там.– Амит махнул в направлении рояля и плотной многоголосой толпы гостей.– Кстати, следи за руками, когда будешь знакомиться с Гансом.
–Да, папа меня уже предостерег. Но сейчас удобный момент: он ест. Не бросит же он тарелку, чтобы хватать меня за руки?
–Всякое может быть,– зловеще произнес Амит.
–В самом деле, они у меня аппетитные,– сказала Минакши.
7.11
Тем временем Лате, попавшей в самую гущу толпы, казалось, что она плавает в море слов. Блеск и великолепие этого моря ее поразили. С разных сторон то и дело накатывали волны малопонятного английского и совсем непонятного бенгальского. Точно сороки, ссорящиеся из-за блестящих побрякушек – а порой отыскивая подлинные самоцветы и принимая их за побрякушки,– гости возбужденно тараторили и перекрикивали друг друга, умудряясь одновременно закидывать в себя еду и изрыгать потоки слов.
–О нет-нет, Дипанкар, ты не понимаешь – фундаментальный конструкт индийской цивилизации – это Квадрат, четыре этапа жизни, четыре жизненные цели: любовь, достаток, долг и полное освобождение,– четыре лапы нашего древнего символа, свастики, которую, увы, присвоили себе фашисты… да, именно квадрат и только квадрат есть фундаментальный конструкт нашей духовности… С возрастом ты в этом убедишься, когда станешь такой же старухой, как я…
–У нее два повара, это все объясняет. Да, правда… только сперва попробуйте лучи
[278]. Нет, нет, все нужно есть строго по порядку… это же главный секрет бенгальской кухни.
