–Тебе тоже стоит попасть на фестиваль! Тем более ты из Брахмпура.
–Уже нет,– ответила Лата, покосившись на тетю Илу.
–А откуда же?– удивился Дипанкар.
–Теперь – ниоткуда.
–Знаешь, я даже твою маму, кажется, уговорил со мной сходить!– серьезным тоном объявил Дипанкар.
–Очень сомневаюсь.– Лата улыбнулась, представив свою мать и Дипанкара, блуждающих в толпе на Пул Меле… по лабиринтам времени и причинно-следственных связей.– Ее в это время не будет в Брахмпуре. А где ты собираешься жить?
–На песках – прибьюсь к чьему-нибудь лагерю,– оптимистично ответил Дипанкар.
–У тебя разве нет знакомых в Брахмпуре?
–Нет. Ну, Савита, конечно. И еще старый господин Майтра, наш дальний родственник, которого я видел один раз в жизни, еще ребенком.
–Обязательно загляни к Савите и ее мужу, когда приедешь,– сказала Лата.– Я им напишу, предупрежу Прана. Можешь пожить у них, если на песках места не найдется. Да и вообще – хорошо в чужом городе иметь адрес и телефон знакомых.
–Спасибо,– сказал Дипанкар.– Кстати, сегодня в Обществе Рамакришны читают лекцию «Популярная религия и ее философские измерения». Не хочешь прийти? Наверняка и про фестиваль будут рассказывать.
–М-да, Дипанкар, ты еще больший идиот, чем я думала,– сообщила доктор Ила Чаттопадхьяй племяннику.– Зачем я только трачу на тебя время? И ты тоже не трать,– посоветовала она Лате.– Лучше поговорю с Амитом. Где он?
Амит был в саду: дети утащили его посмотреть на лягушачью икру в декоративном прудике.
7.35
Зал был уже почти полон. Собралось около двухсот человек, но женщин Лата насчитала всего пять. Лекцию читали на английском, и началась она вовремя, ровно в семь часов вечера. Профессор Дутта-Рэй (мучимый жестоким кашлем) представил слушателям лектора, коротко рассказал о заслугах и жизни молодого светила и несколько минут объяснял, чему же будет посвящена лекция.
Наконец на кафедру поднялся лектор. Он совсем не походил на человека, который, по словам профессора, уже пять лет был садху: круглое нервное лицо, белая накрахмаленная курта и дхоти, две шариковые ручки в нагрудном кармане. Он ничего не говорил о Популярной религии и ее философских измерениях (хотя однажды в самом деле мимоходом упомянул Пул Мелу: «… и все эти люди соберутся на берегах Ганги, дабы совершить омовение в свете полной луны»). Большую часть времени он кормил публику необычайно банальными сентенциями, ударяясь то в одну тему, то в другую и надеясь, что слушатели все же сумеют извлечь из его пространных речей какой-нибудь смысл.
Время от времени он широко раскидывал руки, не то представляя себя птицей, не то заключая в ласковые объятья всех присутствующих.
Дипанкар завороженно внимал, Амит скучал, Лата недоумевала.
Лектор разошелся не на шутку:
–Человечество должно реализовать себя в настоящем… сотрясти горизонты разума… принять внутренний вызов… Рождение – это чудо… как птица ощущает дрожь листьев… приобщенность к сакральному обретается где-то между популярным и философским… открытый ум, сквозь который может свободно течь жизнь, сквозь который слышно пение птиц и импульсы пространства-времени…
Наконец, не прошло и часа, лектор подошел к Главному Вопросу:
–Способно ли человечество понять, где и в чем найдет новое вдохновение? Можем ли мы проникнуть в темные глубины своего сознания, где рождаются символы? Я считаю, что наши обряды – называйте их популярными, если хотите,– действительно помогают проникнуть в эту тьму. А в противном случае человека ждет смерть ума, и, заметьте, не «пересмерть» или пунармритью, которая в наших писаниях есть неотъемлемая часть «перерождения», но смерть абсолютная, смерть от невежества. Позвольте еще раз напомнить всем вам…– Он вновь заключил слушателей в объятья.– Что бы там ни говорили наши противники, лишь путем сохранения древних форм сакральности, какими бы извращенными и полными суеверий ни казались они современным философам, мы сможем уберечь от исчезновения нашу элементальность, наш этнос, нашу эволюцию и наше э…естество.– Он сел.
–И наше эскимо,– шепнул Амит Лате.
Публика сдержанно захлопала.
Тут поднялся досточтимый профессор Дутта-Рэй. Вначале он представлял лектора ласково, по-отечески, но теперь, бросая на последнего откровенно враждебные взгляды, он принялся разносить в пух и прах выдвинутые им теории. (Ясно было, что профессор полагал себя одним из упомянутых в речи «противников».) Но разве лектор выдвинул хоть одну внятную теорию? Если да, то Лата не заметила. Безусловно, у его речи был какой-то посыл, общее направление, но попробуй-ка разнеси посыл в пух и прах! Тем не менее профессор попытался это сделать. Поначалу он говорил спокойно, а ближе к концу надсадно орал, будто выкрикивал лозунги на митинге:
–Давайте не будем обманывать самих себя! Хотя зачастую подобные тезисы кажутся нам вполне приемлемыми, даже не лишенными смысла, по той же причине они совершенно не подлежат ни обоснованию, ни опровержению посредством сколько-нибудь веских, а не сугубо иллюстративных доводов. В самом деле, на практике бывает весьма трудно определить, относятся ли они вообще к области знаний ключевого вопроса, который, хоть и проливает некоторый свет на известную тенденцию, едва ли способен подсказать нам, возможно ли изложить ответ внятно и убедительно через призму его, выражаясь обобщенно, постоянно видоизменяющихся и эволюционирующих принципов; таким образом, хотя теория и может показаться человеку несведущему достаточно обоснованной, она не дает сколько-нибудь аргументированного анализа основной проблемы и отсылает нас к доводам, которые придется поискать в другом месте. Поясню: неспособность этой теории внятно объяснять не делает ее несостоятельной, но делает ее бессмысленной, а этого мы не можем допустить, ибо это все равно что закрыть глаза на основы аналитического мышления и пренебречь самыми релевантными, неопровержимыми и конструктивными аргументами.
Он с грозным ликованием воззрился на лектора и подытожил:
–Не вдаваясь в частности, мы можем, таким образом, осторожно предположить, что при прочих равных не стоит делать определенных обобщений, когда нам доступны обобщенные определения, позволяющие не растекаться праздно мыслью по древу, а говорить четко и по существу.
Дипанкар был потрясен, Амит скучал, Лата недоумевала.
У некоторых слушателей появились вопросы, но Амит больше не мог это выносить и потащил Лату и Дипанкара (первую добровольно, второго против воли) из зала в коридор. У нее немного кружилась голова, и не только потому, что последний час она дышала разреженным воздухом абстракций,– просто в аудитории было очень душно и жарко.
Минуту-другую все трое молчали. Лата, заметившая, как Амиту было скучно на лекции, ждала, что сейчас он начнет возмущаться, а Дипанкар постарается ему возразить.
Однако Амит лишь с улыбкой заметил:
–Оказываясь на подобных мероприятиях без карандаша и бумаги, я развлекаюсь так: беру любое слово, использованное лектором,– например, «птица», «материя», «центральный», «голубой»– и начинаю образовывать от него различные производные и варианты.
