–Что это? Голубиное мясо?– спросил Ман.
–Да. У нас своя голубятня – вернее, у моего дедушки.– Рашид ткнул пальцем куда-то в темноту.– А где, кстати, дед?– спросил он отца.
–Опять ушел патрулировать улицы,– последовал ответ,– и заодно с Вилайятом-сахибом поболтать. Небось уговаривает его перейти обратно в ислам.
Все засмеялись, кроме Мана, который понятия не имел, о ком идет речь. Он откусил свой шами-кебаб и вдруг почувствовал себя потерянным и несчастным.
–К ночному намазу должен вернуться,– сказал Рашид. Ему хотелось поскорей познакомить Мана с дедом.
Когда зашла речь о жене Рашида, Ман встрепенулся. Он понятия не имел, что его учитель женат. Затем кто-то упомянул двух его маленьких дочерей – ну ничего себе!
–Ладно, я тебе постелю в доме,– быстро и беззубо прошамкал отец Рашида.– Сам я сплю вон там, на крыше. В такую жару даже слабый ветерок – спасение.
–Прекрасно,– откликнулся Ман.– Я не против.
Последовала неловкая пауза, и Рашид сказал:
–Лучше мы с тобой поспим под звездами, возле дома. Скажи слугам, чтобы постелили нам здесь.
Ман нахмурился и хотел задать какой-то вопрос, но отец Рашида тут же сказал:
–Вот и славно. Сейчас пришлю слугу с бельем. Матрасы не нужны, слишком жарко. Кинете коврик на чарпой, а сверху – пару простыней. Ну, до завтра.
Позже, лежа на своей плетеной койке и глядя в ясное ночное небо, Ман вновь обратился мыслями к дому. По счастью, ему очень хотелось спать, и думы о Саиде-бай вряд ли терзали бы его всю ночь. Где-то на краю деревни квакали в пруду лягушки. Выли кошки. В хлеву фыркал вол. Стрекотали сверчки; вветвях нима мелькнула бледно-серая молния – сова. Она села передохнуть на одну из веток. Добрый знак, подумал Ман.
–Сова,– сказал он Рашиду, лежавшему на соседнем чарпое.
–Да!– откликнулся тот.– А вон еще одна.
На другой ветке устроилась вторая бледно-серая тень.
–Очень люблю сов,– сонно проговорил Ман.
–Беду пророчат,– сказал Рашид.
–Нет, они почуяли во мне своего и прилетели стеречь мой сон. Навевать мне приятные сновидения о красивых женщинах и прочем. Рашид, завтра утром дай мне пару газелей, хорошо? И кстати, почему ты спишь здесь, а не со своей женой?
–Жена сейчас живет у своего отца, в другой деревне,– ответил Рашид.
–А, понятно.
Они немного помолчали. Потом учитель сказал:
–Знаешь историю про Махмуда Газневи
[335] и его миролюбивого премьер-министра?
–Нет.
Ман не видел, какое отношение к происходящему может иметь великий завоеватель и разоритель городов, но в сумеречном состоянии ума, предшествующем сну, ему и не нужно было ничего видеть.
Рашид начал рассказ:
–Махмуд Газневи спрашивает своего визиря: «Что это за совы?»
–Вот как?– вставил Ман.– Значит, Махмуд Газневи лежал на чарпое и смотрел на этих самых сов?
–Вероятно, нет,– отвечал ему Рашид.– Совы были другие, да и вряд ли он лежал на чарпое. Визирь ему отвечает: «У одного самца есть юный сын, а у другого – юная дочь. Они прекрасно друг другу подходят, поэтому отцы сидят на ветке и обсуждают брачные планы, в частности – важнейший вопрос приданого». Тут визирь умолк. Тогда Махмуд Газневи спрашивает: «И что же они говорят?»– «Отец парня требует в качестве приданого тысячу заброшенных деревень».– «Так-так, а второй что?»– не терпится узнать Махмуду Газневи. «Отец девушки ему отвечает: „После недавнего похода Махмуда Газневи я и пять тысяч деревень могу предложить…“». Ну все, спокойной ночи. Спи.
–Спокойной ночи,– ответил довольный историей Ман.
Еще минуту-другую он обдумывал услышанное, а потом уснул. Совы так и сидели на ветвях нима.
Утром его разбудил громкий и строгий окрик:
–Вставайте, вставайте! Забыли про утреннюю молитву? Ох, Рашид, сбегай-ка за водой, твоему другу надо умыться перед намазом.
Над ним стоял старик – высокий, крепко сбитый, с бородой как у пророка, голой грудью и в небрежно повязанном зеленом хлопковом лунги. Ман решил, что это дедушка Рашида – бабá, как тот его называл. Он столь рьяно и настойчиво призывал их к благочестию, что Ман едва нашел в себе силы возразить.
–Ну, подымайся!– сказал бабá.– Вставай скорей. Утренний азан гласит: молитва лучше сна.
–Вообще-то…– Ман наконец обрел дар речи,– я не молюсь.
–Как? Ты не читаешь намаз?– Баба́ не просто оскорбился: он был потрясен до глубины души. Кого это Рашид привел в дом? Он твердо вознамерился вытащить богомерзкого негодяя из кровати.
–Бабá, он индуист,– вмешался Рашид во избежание дальнейших недоразумений.– Его зовут Ман Капур.– Он сделал ударение на фамилии.
Старик потрясенно уставился на Мана. Такая мысль даже не приходила ему в голову. Затем он посмотрел на внука и открыл рот, желая задать какой-то вопрос, но потом, видно, передумал.
Последовала короткая пауза. Наконец старик молвил:
–Ах, индуист! Понятно.– И с этими словами он отвернулся от Мана.
8.4
Чуть позже Рашид объяснил Ману, что утренний туалет им предстоит совершить в поле, прихватив с собой воду в медной лоте: потом начнется жара, да и уединиться будет куда сложней. Ман, сонно потирая глаза, налил воды в лоту и отправился с Рашидом в поле.
Утро было ясное. Они прошли мимо ближнего пруда, в котором среди тростника плавали утки и сидел, погрузившись в воду по самые ноздри, блестящий черный индийский бык. Из дома на самой окраине деревни вышла маленькая девочка в розово-зеленом шальвар-камизе, увидела Мана, резко охнула и тут же скрылась из виду.
Рашид целиком ушел в свои мысли.
–Все пропадает зря!..– пробормотал он.
–Ты о чем?
–Да обо всем.– Он обвел рукой местность: поля, пруд, свою деревню и еще одну вдалеке. Не дождавшись от Мана просьбы о пояснении, он продолжил сам:– Моя мечта – все здесь переустроить…
Ман улыбнулся и не стал слушать разглагольствования Рашида. При всех его богатых познаниях о мадуке и прочих элементах сельского ландшафта он производил впечатление непрактичного пророка-мечтателя. Если он так придирается к корявеньким мимам ученика, то что уж говорить о целой деревне? Понадобятся века, чтобы добиться абсолютного совершенства, которое устроило бы Рашида. Рашид тараторил очень быстро, и Ман при всем желании не угнался бы за ходом его мысли. Шагать по грязным тропам, разделяющим поля, было непросто, тем более в резиновых чаппалах. Он то и дело поскальзывался, а один раз чуть не подвернул лодыжку. Его лота упала, и вся вода вылилась.
