Книга Достойный жених. Книга 1, страница 194. Автор книги Викрам Сет

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Достойный жених. Книга 1»

Cтраница 194

–Вдруг с другой стороны улицы вышел юный патан [339], такой высокий и красивый, что наш мулла сразу запричитал тем же восторженным тоном: «Когда Луна покидает небо, выходит Солнце!»– и все в таком роде. Патан и красавица подходили все ближе друг к другу. Наконец юноша пересек улицу – назойливо твердя: «Прошу, умоляю!..»– и протянул красавице свою визитную карточку. Он трижды совал ее девушке, и та наконец неохотно взяла ее в руки. Она наклонила голову, чтобы прочесть имя юноши… Сию же секунду патан заключил красавицу в медвежьи объятья и укусил за щеку так сильно, что кровь хлынула по лицу. О, как она кричала!

Гуппи закрыл лицо руками, словно пытаясь забыть страшную картину. Затем он собрался с духом и продолжал:

–Мулла заорал: «Живо, живо, все спрячьтесь, мы ничего не видели и не слышали! Незачем нам в это вмешиваться». Но какой-то человек, сидевший в одном нижнем белье на крыше близлежащего отеля, завопил: «Тоба! Тоба!» Он не поспешил на помощь девушке, зато вызвал полицию. В считаные минуты улицы оцепили – бежать некуда! Пять джипов мчались навстречу патану со всех сторон. Начальник полиции был беспощаден, и его подчиненные тянули патана изо всех сил, но тот так крепко обхватил девушку за талию, что оторвать его было решительно невозможно. Он оттолкнул троих, прежде чем полицейским удалось вырубить его ударом приклада по голове. Руки пришлось расцеплять ломом.

Гуппи вновь эффектно замолчал. Его публика была околдована.

–Весь Бомбей встал на уши из-за такого гунда-гарди, такого хулиганства, и на патана сразу завели дело. Люди говорили: «Проявите строгость, иначе у нас всех девушек перекусают, и что с нами тогда будет?» Дело было громкое. На судебном заседании патан сидел в клетке. Он так яростно тряс прутья решетки, что дрожал весь зал! Однако его признали виновным и приговорили к смертной казни. Судья сказал: «Хочешь ли ты кого-нибудь повидать, пока тебя не вздернули на виселице? Может, родную мать?» Юноша ответил: «Нет, на мать я уже насмотрелся. Она кормила меня грудью, и я мочился ей на руки, когда был младенцем. Зачем мне снова на нее смотреть?» Все пришли в ужас. «Кого же тогда ты хочешь повидать?»– спросил судья. «Одну-единственную женщину,– ответил патан,– ту самую, чья красота заставила меня забыть о жизни и возжелать смерти, ту, что дала мне отведать вкус лучшего мира и вознесла меня прямиком в рай. Я должен сказать ей две вещи. Она будет стоять снаружи, а я за решеткой, клянусь, пальцем ее не трону…» Все важные люди Бомбея, все бизнесмены и баллиштахи [340] повскакивали с мест и окаменели от возмущения. Родственники девушки завопили: «Никогда! Наша дочь никогда к нему не подойдет!» Но судья сказал: «Я ведь дал разрешение, значит ей придется». И вот девушка вошла в зал суда, а все вокруг зашипели: «Бихайя… бешарам… [341] каким бесстыдником становится человек на пороге смерти!» Но юноша только вцепился в прутья и засмеялся. Так даже в газетах писали: «Обвиняемый засмеялся».

Гуппи осушил стакан шербета и протянул Рашиду: наливай, мол, еще. Вспоминать прошлое во всех подробностях – дело энергозатратное, тут не только пить захочешь. Дети нетерпеливо смотрели, как от глотка к глотку дергается его кадык. Наконец гуппи допил и продолжил:

–Юноша вцепился в прутья клетки и заглянул Вимле в глаза. Ей-богу, со стороны казалось, что он пытается выпить через глаза ее душу! Но она смотрела на него презрительно, гордо вскинув голову. Прежде безупречно гладкая щека была теперь обезображена шрамом. Наконец юноша обрел дар речи и произнес: «Я хочу сказать лишь вот что. Во-первых, теперь никто не возьмет тебя в жены, разве какой-нибудь нищий старик… ибо отныне и навек имя тебе – Та, Которую Укусил Патан. А во-вторых…– Тут его голос дрогнул, и слезы заструились по его лицу.– Не знаю, что на меня нашло и зачем я это сделал. Увидев тебя, я совершенно потерял голову и не понимал, что творю… Прости, прости меня! Невесты выстраивались в очередь у моих дверей, я всем отказывал, даже самым красивым! А в тебе я увидел родственную душу. Твой шрам стал для меня знаком высшей красоты, я омою его слезами и осыплю поцелуями. Я только что вернулся из Лондона, у меня несколько фабрик, на которых трудится тридцать пять тысяч человек! Все свои несметные богатства я отдаю тебе одной. Господь свидетель, я не ведал, что творю, но теперь я готов умереть!» Услышав это, девушка, которая минуту назад готова была задушить его собственными руками, охнула, словно ей стало дурно от любви, и бросилась к судье, причитая: «Помилуйте его, помилуйте!.. Мы давно знакомы, я нарочно попросила его меня укусить!» Но судья уже вынес приговор и строго сказал: «Это невозможно. А врать нехорошо, за это и тебя могут бросить за решетку». Тогда она в отчаянии выхватила из сумки нож, приставила клинок к своему горлу и сказала всему суду – главному судье, важным баллиштахам, соллиштахам и прочим: «Если его казнят, то и мне не жить! Пусть занесут в протокол: покончила с собой из-за несправедливого приговора!» Пришлось им отменить приговор – а как иначе? Тогда она упросила, чтобы их поженили дома у жениха. Девушка была пенджабка, а ее семья так возненавидела патана и его семью, что они и его, и свою дочь убили бы от злости.

Гуппи замолчал.

–Вот что такое настоящая любовь,– сказал он, тронутый до глубины души своим рассказом, и прилег на чарпой.

Ман, как ни странно, был в восторге. Рашид взглянул на него, затем на зачарованных детей и прикрыл глаза, тихо презирая происходящее. Большой бессловесный маму, который будто и вовсе не слушал рассказа, вдруг погладил своего приятеля по спине и сказал:

–На этом радио «Джхутистан» [342] прощается со своими слушателями.

Он выкрутил до упора невидимую ручку за ухом гуппи и ладонью зажал ему рот.

8.7

Ман и Рашид шли по деревне. Она мало чем отличалась от тысяч других деревень Рудхии: глинобитные стены, соломенные крыши (люди нередко жили под одной крышей со своим скотом), узкие улочки, на которые не выходило ни одного окошка (наследие времен завоеваний и разбоя), изредка попадались одноэтажные кирпичные дома местных «важных людей». По улицам бродили коровы и собаки, из внутренних дворов выглядывали нимы, а в центре деревни, рядом с пятью домами браминов и лавкой баньи, стояла небольшая белая мечеть с низкими минаретами. Только у двух семей в деревне была собственная колонка: уРашида и еще у одних заминдаров. Все остальные – в общей сложности около четырехсот семей – брали воду из трех колодцев: колодца для мусульман на площади под нимом, колодца для индуистов на площади под фикусом и колодца для неприкасаемых на самом краю деревни, среди тесного скопища мазанок, рядом с ямой для дубления кож.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация