–Вы хотя бы им написали?– спросила Лата.
–Нет, мисс Мера, не написал. Я был очень упрямый.
Госпожа Рупа Мера нахмурилась: что такое, опять эта «мисс Мера»!
–И чем все закончилось?– спросила Лата.
–Один из моих братьев – тот, которого я любил больше всего,– приехал в Массури на праздники и случайно увидел меня в магазине. Я притворился клиентом, а не продавцом, но тут меня пожурил директор: мол, нечего трепать языком, работать надо! Тогда брат все понял и заявил, что без меня домой не вернется. Видите ли, моя мама умерла, когда я родился, и меня вскормила его мать.
Последние слова, в сущности, ничего не объясняли, но и вопросов не вызвали.
–Зато теперь я не голодаю и не мерзну,– с достоинством подытожил Хареш.– Кстати, я хотел пригласить вас к себе домой на обед, поедемте?– Он повернулся к госпоже Рупе Мере.– Кальпана говорила, что вы вегетарианка.
Господин Каккар ответил, что вынужден отказаться, а госпожа Рупа Мера охотно приняла приглашение – и за себя, и за Лату.
9.10
По дороге на виллу «Вяз» водитель был на удивление молчалив. Хлипкая машинка тоже вела себя отменно.
–Нравится ли вам работа на фабрике?– спросила госпожа Рупа Мера.
–Нравится,– ответил Хареш.– Помните, в Дели я вам рассказывал про новый цех? Вот, все оборудование уже завезли, и на следующей неделе я принимаюсь за новый крупный заказ, который сумел получить. Сегодня же устрою вам небольшую экскурсию по фабрике. Теперь, когда я взял дело в свои руки, там порядок.
–То есть вы хотите осесть в Канпуре?– уточнила госпожа Рупа Мера.
–Не знаю,– признался Хареш.– В «КОКК» мне не дадут расти, а всю жизнь работать в компании, где нет возможности карьерного роста, я не хочу. Пытаюсь пробиться в «Бату», «Джеймс Хоули», «Прагу», «Флекс» и «Купер Аллен», даже к государственным учреждениям присматриваюсь… Не знаю, что это даст. Всюду нужны связи. Если бы кто-то помог мне устроиться, засветиться перед начальством, я сразу показал бы, на что способен.
–Мой сын тоже так считает,– кивнула госпожа Рупа Мера.– Мой старший, Арун. Он работает в «Бентсене Прайсе», но «Бентсен Прайс»– это «Бентсен Прайс»! Рано или поздно он станет начальником, не сомневаюсь. Быть может, первым начальником-индийцем в истории компании.– Она минуту-другую предавалась мечтам об этом славном дне.– Ах, как гордился бы им покойный отец! Он и сам уже давно работал бы в железнодорожном управлении. Возможно, даже возглавил бы его. При его жизни мы всегда путешествовали в вагонах класса «люкс».
Лата взглянула на мать с легким отвращением.
–А вот мы и приехали. Вилла «Вяз»!– объявил Хареш таким тоном, будто они прибыли ко дворцу вице-короля.
Все вышли из машины и направились в гостиную. Миссис Мейсон уехала по магазинам, и, кроме ливрейного лакея, в доме никого не было.
Гостиная была просторная и светлая, а лакей вел себя крайне почтительно. Он отвешивал гостям низкие поклоны и говорил очень тихо. Хареш предложил всем нимбу-пани, и слуга тут же принес высокие бокалы, накрытые белыми ажурными салфетками со свисающими по бокам стеклянными бусинами. На стене красовались две цветные гравюры с видами Йоркшира (миссис Мейсон выяснила, что ее английские предки родом оттуда). Оранжевые космеи в вазе перекликались с цветочным узором на диване, выступая свежим и ярким акцентом в интерьере,– в это время года цвели главным образом белые цветы, а космеи были отрадным исключением. Хареш вчера вечером сообщил повару, что к обеду могут прийти гости, поэтому никаких спешных распоряжений в последнюю минуту отдавать не пришлось.
Госпожа Рупа Мера подивилась тому, как хорошо все устроено на вилле «Вяз». Перед едой она приняла гомеопатический порошок и поэтому сначала не пила нимбу-пани, но потом все же пригубила напиток и сочла его вполне вкусным.
Хотя все трое ни на минуту не забывали об истинной цели сегодняшней встречи, беседа потекла гораздо свободнее. Хареш рассказывал об Англии и своих учителях, о карьерном росте и, прежде всего, о работе. Он постоянно думал о новом заказе, который ему удалось заполучить, и полагал, что Лате и ее матери тоже не терпится узнать, как все сложится. Еще Хареш говорил о своей жизни за рубежом (помалкивая, впрочем, о романах с английскими девушками). Раз или два он все же упомянул Симран и не смог скрыть чувств, связанных с этой давней историей. Впрочем, Лата не обиделась – происходящее вообще мало ее волновало. Время от времени ее взгляд падал на его туфли-«корреспонденты», и она развлекала себя сочинением ку-ку-куплетов.
Во главе обеденного стола сидела мисс Мейсон, дочь хозяйки,– поразительно безобразная, вялая и безжизненная женщина лет сорока пяти. Ее мать до сих пор не вернулась, остальные жильцы тоже обедали вне дома. По сравнению с гостиной столовая казалась обшарпанной и мрачной, никаких ваз с цветами здесь не было (если не считать единственного натюрморта на стене, который совсем не пришелся по вкусу госпоже Рупе Мере, хоть на нем и были изображены розы). Всюду громоздилась массивная мебель (два буфета, шкаф, огромный тяжелый стол), а в дальнем конце комнаты, напротив натюрморта, пейзаж – английская пастораль с коровами. Госпожа Рупа Мера невольно вспомнила, что в Англии коров едят, и очень расстроилась. Однако гостям подали вполне безобидные яства, да еще на тарелках с цветочным узором и волнистыми краями.
Первым вынесли томатный суп. Затем были рыбные котлеты, а госпоже Рупе Мере подали овощные. Следом – куриное карри и рис с жареными баклажанами и манговым (а для госпожи Рупы Меры – овощным) чатни. На десерт принесли карамельный крем-англез. Из-за придворных манер лакея и потухшего взора мисс Мейсон беседа за столом не клеилась.
После обеда Хареш предложил показать госпоже Рупе Мере и Лате свои комнаты. Первая тут же согласилась, полагая, что жилище может многое поведать о человеке. Они поднялись на второй этаж, где располагались передняя, спальня, балкон и ванная комната: все вещи сверкали чистотой и были на своих местах (Лате обстановка показалась чересчур, даже болезненно безупречной). Томики Гарди на небольшой книжной полке стояли в алфавитном порядке. Туфли на обувной полке в углу комнаты были начищены до ослепительного блеска. Лата выглянула с балкона в сад и увидела клумбу с оранжевыми космеями.
Пока Хареш был в уборной, госпожа Рупа Мера окинула комнату взглядом и резко втянула воздух. На письменном столе она увидела фотографию улыбчивой длинноволосой девушки. Других фотографий – даже семейных – на столе не было. Девушка оказалась светлокожей (госпожа Рупа Мера разглядела это даже на черно-белом портрете), с красивыми точеными чертами.
Она невольно подумала, что Хареш мог бы и убрать фотографию, прежде чем звать их в гости.
Самому Харешу такая мысль даже не пришла в голову. И если бы госпожа Рупа Мера сочла уместным каким-то образом указать ему на эту оплошность, это раз и навсегда оттолкнуло бы Хареша – уже через неделю он и думать забыл бы о визите семьи Мера.
Когда он помыл руки и вернулся к ним, госпожа Рупа Мера, слегка нахмурившись, сказала:
