Господин Сахгал встретил Лату и ее мать очень радушно. Он производил впечатление серьезного и мудрого человека, чему немало способствовала серебристо-белая, аккуратно подстриженная бородка. Если бы художник-портретист запечатлел его без всякого выражения на лице, господин Сахгал получился бы похож на судью. Вместо того чтобы поприветствовать Хареша, он почему-то заговорщицки ему подмигнул. Харешу он сразу не понравился.
–Я точно не смогу вам завтра пригодиться?– спросил он.
–Точно, точно, Хареш, благослови тебя Господь,– сказала госпожа Рупа Мера.
–Лата?– Он взглянул на нее с робкой улыбкой,– похоже, только сейчас у него возникли сомнения относительно того, понравился он ей или нет. Сигналы от нее пока поступали смешанные.– Я могу тебе писать?
–Да, спасибо,– ответила Лата, как будто ей предложили поджаренный хлебец.
Прозвучало это настолько холодно, что даже ей стало не по себе.
–Я буду очень рада получить от тебя весточку. Так мы лучше узнаем друг друга.
Хареш хотел было сказать что-то еще, но передумал.
–Что ж, аu revoir
[357],– с улыбкой произнес он. В Англии он успел взять несколько уроков французского.
–Au revoir,– засмеялась Лата.
–Что тут смешного? Ты смеешься надо мной?
–Да,– честно ответила Лата.– Над тобой. Спасибо большое.
–За что?
–За прекрасный день.– Она еще раз взглянула на его «корреспонденты».– Он надолго мне запомнится.
–Мне тоже,– сказал Хареш и замолчал, перебирая в уме разные прощания. Ни одно из них ему не понравилось.
–Тебе надо учиться прощаться покороче,– сказала Лата.
–Может, дашь мне еще какой-нибудь совет?
–Да,– кивнула она, а сама подумала: «Как минимум семь».– Мой тебе совет: осторожней на дороге!
Хареш кивнул, порадовавшись ее банальному доброму напутствию, и дал сигнал водителю: тонга покатила в сторону дома сестры Симран.
9.14
И Лата, и госпожа Рупа Мера так устали после визита в Канпур, что сразу после обеда улеглись спать. Каждой выделили собственную комнату, и Лата очень обрадовалась возможности хоть несколько часов побыть в одиночестве. Она знала: стоит ей остаться наедине с матерью, как та сразу начнет расспрашивать ее о Хареше.
Прежде чем она легла, в комнату вошла мама. Спальни на втором этаже располагались по обеим сторонам длинного коридора – как в гостинице. День выдался жаркий. Госпожа Рупа Мера прихватила с собой пузырек одеколона «4711»– то был один из постоянных жителей ее сумки. Она смочила одеколоном уголок носового платка, расшитого розочками, и заботливо промокнула Лате лоб.
–Хотела перед сном немножко поболтать со своей любимой дочкой.
Лата молча ждала вопроса.
–Ну, Лата?
–Ну, ма?– Она улыбнулась. Допрос начался и потому перестал внушать ей ужас.
–Он ведь… подходящий жених?– Госпожа Рупа Мера тоном дала понять, что любые нелестные слова о Хареше оскорбят ее до глубины души.
–Ма, да мы знакомы меньше суток!
–Ровно сутки и два часа.
–И что я о нем узнала за это время, ма? Могу сказать, что впечатления у меня пока положительные. Человек он хороший. Но мне надо узнать его получше.
Последнее предложение показалось госпоже Рупе Мере весьма двусмысленным, и она потребовала объяснений. Лата с улыбкой ответила:
–Хорошо, сформулирую иначе: яне говорю «нет». Он сказал, что хочет мне писать,– вот и пусть напишет. Посмотрим, что у него в голове.
–Ты такая привередливая и неблагодарная!– заявила ее мать.– Про всех думаешь плохо!
Лата вздохнула:
–Да, ма, ты права. Я привередливая и неблагодарная. А еще я ужасно хочу спать.
–Вот. Оставь платок себе.– И с этими словами мама наконец ушла.
Лата уснула почти сразу. Каникулы в Калькутте, день в поезде до Канпура, странная роль «девицы на выданье», визит на сыромятню, душевные метания (нравится ей Хареш или все-таки нет?), переезд из Канпура в Лакхнау, непрошеные мысли о Кабире – все это страшно ее утомило. Спала Лата крепко, а когда проснулась, было уже четыре часа, время чая. Она умылась, переоделась и спустилась в гостиную.
Ее мать, господин Сахгал, госпожа Сахгал и двое их детей сидели за столом и пили чай с самосами. Госпожа Рупа Мера, как обычно, узнавала последние новости из жизни лакхнауских знакомых, коих у нее было великое множество. Хотя госпожа Сахгал, строго говоря, приходилась ей двоюродной сестрой, они привыкли считать друг друга родными сестрами. В детстве они почти все время проводили вместе, особенно после того, как мать Рупы умерла от гриппа.
Желание госпожи Сахгал во всем угождать мужу было смешным и, вероятно, даже жалким. Она постоянно следила за его взглядом. «Подать тебе газету?»… «Еще чашечку?»… «Может, принести фотоальбом?» Стоило ему остановить взгляд на каком-нибудь предмете в гостиной, как жена моментально угадывала желание супруга и бросалась его выполнять. Однако господин Сахгал не презирал ее за угодливость, наоборот, то и дело благосклонно хвалил. Порой, оглаживая короткую серебристую бороду, он говорил: «Видите, как мне повезло? С такой женой, как Майя, мне ничего не надо делать! Я поклоняюсь ей, как богине». Госпожа Сахгал моментально расцветала.
И действительно, тут и там на стенах гостиной красовались ее фотопортреты в небольших рамках. Она была привлекательной женщиной (как и ее дочь), а господин Сахгал увлекался фотографией. Он обратил внимание Латы на пару портретов супруги (та везде позировала как-то неестественно и «киношно») и дочери Киран. Последняя приходилась Лате ровесницей и училась в Университете Лакхнау. Киран была высокой, бледной и очень миловидной девушкой, однако резкие движения и тревожный, бегающий взгляд совсем ее не красили.
–Итак, скоро ты отправишься в самостоятельное плавание,– назидательно произнес господин Сахгал, обращаясь к Лате. Он подался вперед и пролил немного чая на стол. Госпожа Сахгал тут же бросилась вытирать.
–Маусаджи
[358], прежде чем отправляться в плавание, неплохо бы взглянуть на билет,– попыталась отшутиться Лата. Впрочем, ее неприятно задела бесцеремонность матери: та, не спросив ее позволения, обсудила с родственниками такую важную тему.
Госпожа Рупа Мера отнюдь не считала свое поведение бесцеремонным. Наоборот, она проявила заботу: теперь господину и госпоже Сахгал не придется прочесывать лакхнауское сообщество кхатри в поиске подходящего жениха для Латы.
Тут слабоумный сын – Пушкар,– который был на несколько лет младше Латы, принялся что-то напевать и тихонько покачиваться из стороны в сторону.
