Она была для сына Кедарната Тандона, Бхаскара.
Дорогой Бхаскар!
Надеюсь, у тебя все хорошо. Один коллега-китаец подсказал мне слова, которые тебя интересовали: это «вань» и «и-и». Получаются следующие названия степеней десяти: десять, сто, тысяча, вань, лакх, миллион, крор, и-и, миллиард. А название для десяти в десятой степени тебе придется изобрести самому. Предлагаю «бхаск».
Пожалуйста, передай от меня привет доктору Дуррани, своим родителям и бабушке. И попроси отца выслать мне второй образец брогов, обещанных мне человеком из Равидаспура. Они должны были прибыть больше недели назад, но их до сих пор нет. Вполне возможно, что они уже в пути.
С любовью,
Хареш-чача
Следом он написал короткое – на полторы странички – письмо отцу и приложил к нему маленькую фотографию Латы, которую взял у ее матери на первой встрече. Вообще-то, Хареш хотел сам сфотографировать их обеих, но это предложение отчего-то их смутило, и он решил не настаивать.
Лате он написал письмо на три страницы. Тогда, на вокзале, когда они пили холодное какао, он едва не признался ей (а точнее – им), что уже видит в Лате свою будущую жену, однако в последний момент сумел удержать язык за зубами. Теперь он был этому рад. Хареш знал, что при всей своей прагматичности порой бывает импульсивен. Когда в пятнадцать лет он сбежал из дома, ему потребовалось пять минут, чтобы принять это решение, десять, чтобы покинуть дом, и несколько месяцев, чтобы вернуться. Недавно он чуть не позвал китайца, господина Ли, работать на фабрику, хотя никто не давал ему таких полномочий. Он просто знал, что этот человек поможет «КОКК» разрабатывать модели для новых заказов, и не сомневался, что его надо нанять.
Да, задним числом эти решения Хареша оказались достойными если не похвалы, то одобрения уж точно. Однако пару лет назад он столь же необдуманно дал взаймы одному другу из Патиалы – крупную сумму, почти треть своих накоплений. Вскоре стало ясно, что денег он больше не увидит. Теперь ему предстояло принять еще более ответственное решение, которое отразилось бы не только на его благосостоянии, но и на всей жизни. Если сразу выдать свои намерения, назад пути не будет.
Хареш взглянул на портрет Симран – опять-таки у него не возникло даже мысли убрать его хотя бы на то время, пока он писал свое первое письмо к Лате,– и стал гадать: что бы она сказала, что посоветовала? Симран, добрая и чистая душа, непременно указала бы ему верный путь, ведь она желала ему добра не меньше, чем он ей.
–Ты сама посуди, Симран,– сказал он портрету,– мне уже двадцать восемь. Между нами ничего не может быть. Рано или поздно я должен остепениться. Так зачем тянуть время, если можно сделать это сейчас? Им я понравился. По крайней мере, матери, а это уже что-то.
Из трех страниц, что он написал Лате, полторы были посвящены обувной компании «Прага»– чешскому производителю со штаб-квартирой в Калькутте и огромной фабрикой в Прагапуре. Он надеялся, что госпожа Рупа Мера сможет показать его документы и дипломы каким-нибудь знакомым, коих у нее великое множество и которые могут быть знакомы с руководством компании. Хареш видел три причины для своего устройства в компанию «Прага». На фабрике, которой управляют профессионалы, у него будет больше возможностей для карьерного роста. Он переедет в Калькутту – город этот можно считать домом семьи Мера, и Лата, насколько ему известно, собирается провести там рождественские каникулы. Наконец, его доходы значительно вырастут по сравнению с нынешними. Обидное предложение с крошечной зарплатой, которое он получил недавно от «Праги», было лишь отпиской. Назойливому человеку с улицы они ничего иного предложить и не могли. Надо привлечь внимание кого-то наверху, полагал Хареш.
Итак, о делах я написал,– продолжал он,– теперь позволь по заведенному порядку понадеяться, что вы с мамой благополучно добрались до Брахмпура и что все, кто встречал вас после столь долгого отсутствия, очень по вам скучали.<…>
Хочу поблагодарить вас за визит в Каунпор и за прекрасно проведенное вместе время. Я рад, что обошлось без стеснительности и ложной скромности, и убежден, что мы сможем по меньшей мере стать хорошими друзьями. Мне понравилась твоя прямота и манера речи. Еще должен заметить, что не многие из встреченных мною англичанок говорили по-английски так же хорошо, как ты. Все это в сочетании с манерой одеваться и личными качествами делает тебя как нельзя более достойной девушкой. Я думаю, Кальпана была справедлива в своих похвалах. Эти слова могут показаться тебе лестью, но я пишу искренне.
Сегодня я отправил твой портрет своему приемному отцу, а также описал ему свои впечатления, успевшие сложиться за те несколько часов, что мы провели вместе. Я дам тебе знать, что он ответит.
Добавив для приличия еще пару абзацев на отвлеченные темы, Хареш попрощался, убрал письмо в конверт и написал на нем адрес. Несколько минут спустя, уже лежа в кровати, Хареш вдруг спохватился: госпожа Мера и ее дочь не могли не заметить портрет Симран в серебряной рамке на его письменном столе! Приглашая их в гости, он совсем об этом не подумал. Портрет стал для него такой же неотъемлемой частью обстановки, как кровать или шкаф. Что же они подумали?! Потом, конечно, мать и дочь должны были обсудить увиденное – особенно тот факт, что Хареш не пожелал спрятать от них фотографию бывшей возлюбленной. Интересно, как они это восприняли, что говорили? Впрочем, долго гадать ему не пришлось: он почти сразу уснул.
9.22
Однажды утром, несколько дней спустя, Хареш приехал на фабрику и обнаружил, что Рао задал Ли какую-то мелкую работу.
–Но Ли нужен мне!– возмутился Хареш.– Он работает над заказом для «ХСХ».
Рао недовольно глянул на него сверху вниз:
–Получишь его, когда он выполнит мои поручения. На этой неделе он мой.
Ли, ставший свидетелем этой сцены, был очень смущен и растерян. Своей работой на фабрике он был обязан Харешу. Он глубоко его уважал, а Рао не уважал вовсе, но тот был начальником Хареша.
Позже состоялось еженедельное собрание в кабинете Мукерджи, на котором разразился фантастический скандал.
Мукерджи сердечно поздравил Хареша с заказом (его наконец подтвердили). Без этого заказа фабрику ждали большие трудности.
–А вопрос рабочей силы необходимо обсудить с Сеном Гуптой,– добавил он.
–Разумеется,– самодовольно кивнул Сен Гупта.
Да, на фабрике он заведовал вопросами найма и распределения персонала, однако больше всего на свете этот лентяй любил жевать пан и до последнего откладывал дела, требующие его немедленного вмешательства. Дождаться от него какого-либо решения было невозможно: все равно что ждать, пока обратится в пыль каменный храм. Он лишь таращил налитые кровью глаза на заляпанную бетелем папку и что-то бормотал. Когда Мукерджи похвалил Хареша, Сен Гупта недовольно скривился.
–Нам всем предстоит потрудиться, хмм? Сен Гупта?– продолжал директор фабрики.– Ладно, Кханна,– вновь обратился он к Харешу,– Сен Гупта был немного недоволен вашим вмешательством в вопросы найма работников. Особенно с этим ремонтом… Он считает, что мы могли нанять более дешевую рабочую силу и сделать все быстрее.
