Это стало новостью для Прана – он, должно быть, выглядел настолько удивленным, что профессор Мишра ощутил необходимость объяснить:
–Это вовсе не повод изумляться. Нам нужна объективная дистанция во времени, чтобы оценивать статус современных писателей, как бы включая их в наши каноны. Напомните мне, доктор Капур… когда умер Джойс?
–В тысяча девятьсот сорок первом году,– резко сказал Пран. Было ясно, что огромному белому киту это прекрасно известно.
–Итак, что и требовалось доказать,– беспомощно сказал профессор Мишра. Его палец двинулся вниз по списку.
–Элиот, конечно, все еще жив,– тихо прибавил Пран, глядя на список предписанных авторов.
Заведующий кафедрой выглядел так, словно его ударили по лицу. Он слегка приоткрыл рот, затем поджал губы. Его глаза весело блеснули.
–Ну Элиот, Элиот – разумеется. У нас есть объективные критерии, которым он соответствует… ведь даже доктор Льюис…
«Профессор Мишра явно слышит бой иных барабанов, нежели американцы»,– подумал Пран. А вслух заметил:
–Доктор Льюис, как мы знаем, также очень одобряет и Лоуренса…
–Мы решили обсудить Лоуренса в следующий раз,– возмутился профессор Мишра.
Пран взглянул в окно. На улице темнело, и листья бобовника теперь казались не пыльными, а холодными. Он продолжил, не глядя на профессора Мишру:
–…и, кроме того, Джойс в большей мере британский писатель в современной британской литературе, чем Элиот. Итак, если мы…
–Это, мой юный друг, если можно так выразиться,– вставил профессор Мишра,– тоже может считаться разновидностью придирок.
Он быстро оправлялся от потрясения. Через минуту он уже будет цитировать «Пруфрока»
[84].
«Что такого в Элиоте,– совершенно некстати подумал Пран, отвлекаясь от темы,– что делает его священной коровой для нас, индийских интеллектуалов?»
Вслух же он сказал:
–Будем надеяться, что у Т.С.Элиота впереди еще годы продуктивной жизни. Я очень рад, что, в отличие от Джойса, он не умер в тысяча девятьсот сорок первом году. Но у нас на дворе год тысяча девятьсот пятьдесят первый, а это означает, что упомянутое вами довоенное правило, даже если оно – традиция, не может быть слишком древней традицией. Если мы не можем с ним покончить, почему бы не обновить его? Несомненно, цель этого правила состоит в том, чтобы мы почитали мертвых на земле живых. Или, выражаясь точнее, ценить мертвых больше живых. От живущего Элиота не отказались, потому я предлагаю подарить место Джойсу. Дружественный компромисс.– Пран сделал паузу, а затем добавил:– Как бы там ни было,– он улыбнулся,– доктор Нараянан, вы за «Мертвых»?
[85]
–Полагаю, что да,– ответил доктор Нараянан с едва заметной улыбкой, прежде чем профессор Мишра успел прервать.
–Доктор Гупта?– спросил Пран.
Тот не смог взглянуть профессору Мишре в глаза.
–Я согласен с доктором Нараянаном,– сказал профессор Гупта.
На несколько секунд воцарилась тишина.
«Поверить не могу!– воскликнул про себя Пран.– Я победил. Я победил! Просто не верится!»
И в самом деле, похоже, что так оно и было. Всем было известно, что одобрение ученым советом университета не более чем формальность, если комиссия решила вопрос с учебной программой.
Как ни в чем не бывало заведующий кафедрой снова взял на себя контроль над собранием. Огромные, мягкие руки пробежались по цикличной писанине.
–Следующий пункт,– сказал с улыбкой профессор Мишра, а затем, сделав паузу, продолжил:– Но прежде чем мы перейдем к следующему пункту, я должен сказать, что лично я всегда восхищался Джеймсом Джойсом как писателем. Излишне говорить о моем восторге…
Непрошеные строки пришли Прану в голову:
Бледные руки моей Шалимар, как я любил вас…
Где вы сейчас? И кто теперь в вашей власти?
И от этого он разразился внезапным смехом, который не мог объяснить даже он сам. Он длился секунд двадцать и закончился спазмирующим кашлем. Пран содрогался, по его щекам текли слезы. Профессор Мишра окинул его взглядом полным ярости и ненависти.
–Прошу прощения,– бормотал Пран, приходя в себя; доктор Гупта энергично лупил его по спине, что нисколько не помогало.– Пожалуйста, продолжайте… я справлюсь… иногда случается…
Однако объясняться дальше стало невозможно. Встреча была продолжена, и следующие два пункта обсудили быстро. Там не было реальных разногласий. Теперь, когда совсем стемнело, заседание было закрыто. Когда Пран вышел из комнаты, профессор Мишра по-дружески приобнял его за плечо:
–Мальчик мой, это было прекрасное выступление.
Пран вздрогнул от одного воспоминания.
–Очевидно, вы человек большой честности, ума, и не только.
«Ох, куда это он клонит?»– подумал Пран.
Профессор Мишра продолжил:
–Проктор с прошлого вторника уговаривает меня отправить сотрудника моей кафедры – сейчас наша очередь, знаете ли,– в комиссию по социальному обеспечению студентов…
«О нет,– подумал Пран,– это каждую неделю пропадет целый день…»
–…и я решил послать вас добровольцем.
«Разве можно добровольцем послать?»– подумал Пран. Они шли по темному кампусу. Профессору Мишре было сложно полностью замаскировать нешуточную неприязнь, звучавшую в его высоком голосе. Пран так и видел поджатые губы и лицемерное поблескивание. Он молчал, что для главы кафедры английского языка и литературы означало согласие.
–Я понимаю, что вы перегружены, мой дорогой Капур, своими дополнительными занятиями, дискуссионным клубом, коллоквиумом, постановкой пьес и так далее…– продолжал профессор Мишра.– Подобные вещи приносят заслуженную популярность среди студентов. Но вы здесь сравнительно недавно, дорогой мой. Пять лет – не особо долгое время, с точки зрения такого старика, как я. И если позволите, я дам вам совет. Сократите свою неакадемическую деятельность. Не утомляйте себя без необходимости. Не стоит так серьезно воспринимать некоторые вещи. Что за чудесные строки были у Йейтса:
«Живи,– она просила,– легко, как лист растет».
Но я был глуп и молод – сам знал все наперед
[86].
Я уверен, ваша очаровательная жена поддержит это. Не нагружайте себя так сильно, от этого зависит ваше здоровье. И ваше будущее, осмелюсь сказать… В какой-то мере вы сами себе – злейший враг.
