–В таком состоянии тебе лучше не садиться за руль отцовской машины,– заметил Фироз.
–А, мы поедем на тонге, на тонге,– пропел Ман, размахивая руками, а потом снова обнял Фироза.– Но сперва выпейте тхандая. Вставляет потрясающе.
Им повезло. В то утро было немного свободных тонга, но одна из них катила мимо шагом, едва они вышли на Корнвалис-роуд. Все дорогу до университета лошадь нервничала, когда они проезжали мимо орущих праздничных толп. Тонга-валла получил от них вдвое против обычной стоимости поездки, а заодно они щедро вымазали розовой краской его лицо и зеленой – морду лошади.
Едва завидев, как они высаживаются из повозки, Пран радушно вышел им навстречу и повел в сад. Сразу за дверью веранды стояла широкая ванна, наполненная розовой краской, в которой плавало несколько футовых медных спринцовок. Прановы курта и паджама были насквозь мокрыми, а лицо измазано розовым и желтым порошком.
–А где моя бхабхи?– заорал Ман.
–Я не выйду!– сказала Савита из-за двери.
–Отлично! Тогда мы войдем внутрь!– крикнул Ман.
–О нет, не войдете, если у вас нет с собой нового сари для меня.
–Получишь ты свое сари, а теперь все, что мне нужно,– это фунт плоти,– сказал Ман.
–Очень смешно,– ответила Савита.– Можешь играть в Холи с моим мужем сколько душе угодно, но пообещай, что меня покрасишь только чуть-чуть.
–Да-да! Обещаю! Всего чуточку пудры, а потом – самую малость пудры для прекрасного личика твоей сестрички, и я буду удовлетворен – до самого следующего года.
Савита опасливо приоткрыла дверь. На ней был старый вылинявший шальвар-камиз, а вид у нее был премилый – смеющаяся, осторожная, каждую минуту готова броситься наутек.
Ман держал пакет с розовой пудрой в левой руке. Он покрасил немного лоб своей невестки. Она потянулась к пакету, чтобы покрасить его в ответ.
–И чуточку на щечки,– сказал Ман, продолжая обмазывать ее лицо.
–Хорошо, славно,– сказала Савита.– Очень хорошо. Счастливого Холи!
–И вот здесь еще капельку,– не унимался Ман, втирая пудру ей в шею, плечи и спину, крепко держа ее и слегка поглаживая, когда она пыталась вырваться.
–Ты настоящий хулиган, я больше никогда тебе не поверю! Пожалуйста!– взвизгнула Савита.– Хватит, отпусти меня, Ман, прошу – не в моем положении…
–Ах я хулиган? Вот как, значит?– Ман потянулся за кружкой и погрузил ее в ванну.
–Нет-нет-нет! Я не то хотела сказать. Пран, спаси меня!– крикнула Савита, смеясь и плача; госпожа Рупа Мера в тревоге выглянула в окно.– Только не жидкой краской, Ман, пожалуйста…– завизжала Савита что есть силы.
Но, несмотря на все ее мольбы, Ман выплеснул три или четыре полных кружки холодной розовой водицы ей на голову и размазал мокрую пудру по ее камизу на груди, хохоча без умолку.
Лата тоже смотрела в окно, потрясенная дерзким, фривольным нападением Мана, который явно воспользовался вседозволенностью праздничного дня. Она прямо почувствовала руки Мана на своем теле и затем холодную воду. К ее удивлению, да и к удивлению ее матери, стоящей рядом с ней, она ахнула и содрогнулась. Но ничто не могло заставить ее выйти на улицу, где Ман продолжал предаваться полихромным удовольствиям.
–Хватит!– крикнула Савита в гневе.– Что вы за тру́сы? Почему не поможете мне? Он же под бхангом – я видела его зрачки,– только гляньте ему в глаза!
Прану и Фирозу удалось отвлечь Мана, вылив на него несколько полных спринцовок цветной водицы, и тот побежал в сад. Ноги у него заплетались, и он рухнул в клумбу желтых канн. Затем высунул голову из цветов, чтобы пропеть одну строчку: «Кутилы, это Холи в стране Брадж!»– и снова присел, исчезнув из виду. Минуту спустя он выпрыгнул, словно кукушка из часов, повторил строчку еще раз и снова спрятался. Савита, горя жаждой мщения, наполнила медную лоту цветной водой и сбежала по лестнице в сад. Она подкралась к клумбе. В этот самый момент Ман снова встал, чтобы запеть. Как только его голова показалась среди цветов, он увидел Савиту и кувшин с водой, но было уже слишком поздно. Савита, решительная и яростная, выплеснула все содержимое ему в лицо и на грудь.
При виде ошарашенного выражения на его физиономии Савита начала хихикать. Но Ман снова сел, на этот раз уже рыдая:
–Бхабхи меня не любит! Моя бхабхи меня не любит!
–Конечно не любит!– подтвердила Савита.– А за что мне тебя любить?
Ман заливался слезами, он был безутешен. Когда Фироз попытался поднять его на ноги, он прижался к нему.
–Ты мой единственный дружок!– всхлипывал он.– А сласти где?
Теперь, когда Ман был нейтрализован, Лата решилась выйти и сдержанно поиграть в Холи с Праном, Фирозом и Савитой. Госпоже Рупе Мере тоже досталось немножко краски.
Но Лата не переставала думать, каково это, когда тебя вот так страстно, открыто и интимно вымазывает краской расшалившийся Ман. И это человек, который уже помолвлен! Она никогда не встречала никого, кто вел бы себя так, как Ман,– а Пран даже не рассердился. Странная семья эти Капуры, подумал Лата.
Тем временем Имтиаз, который, как и Ман, перебрал бханга, сидел на крыльце, мечтательно улыбаясь миру, и непрерывно бубнил себе под нос какое-то слово, очень напоминающее «миокардический». Он его то бормотал, то пропевал, а иногда казалось, что он задает миру вопрос – величайший и одновременно не имеющий ответа.
Время от времени он с глубокой задумчивостью трогал маленькую родинку у себя на щеке.
Группка из двадцати студентов или около того – разукрашенных почти до неузнаваемости – показалась на дороге. Среди них даже было несколько девушек, и у одной из них была теперь фиолетовая кожа, но по-прежнему зеленые глаза Малати. Молодежь уговорила профессора Мишру, жившего неподалеку, через пару домов от Прана и его семейства, присоединиться к ним. Не узнать его китоподобное пузо было невозможно, и к тому же краски на профессоре было совсем немного.
–Какая честь, какая честь!– воскликнул Пран.– Но это я должен был прийти к вашему дому, а не вы к моему.
–Оставьте церемонии, не терплю условностей в подобных случаях,– ответил профессор Мишра, поджав губы и прищурив глаза.– Лучше скажите, где очаровательная госпожа Капур?
–Привет, профессор Мишра! Как приятно, что вы пришли поиграть с нами в Холи,– приблизилась Савита с горсткой цветной пудры в руке.– Добро пожаловать! Добро пожаловать, все вы! Привет, Малати, мы все гадали, что с тобой стряслось,– ведь уже почти полдень. Проходите, проходите…
Немножко краски легло на широкий профессорский лоб, профессор поклонился.
Но тут Ман, который до этого безвольно висел на плече Фироза, отбросил соцветие канны, с которым он забавлялся, и с широкой доброй улыбкой направился к профессору Мишре.
–Так это вы и есть тот самый пресловутый профессор Мишра,– приветливо и восторженно произнес он.– До чего приятно познакомиться с таким гнусным типом!– Он тепло обнял профессора.– Скажите мне, а вы и вправду Враг Человечества?– ободряюще спросил Ман.– До чего примечательное у вас лицо, а мимика какая подвижная!– промурлыкал он в благоговейном восхищении, когда у профессора отвисла челюсть.
