–Кто этот человек и чего он хочет?– спросила Саида-бай.
–Он хочет войти и поговорить с вами,– флегматично сказал привратник.
–Да-да, так я и думала, но как его зовут?
–Он не скажет, бегум-сахиба. И не примет отказа. Вчера он также приходил и просил меня передать вам сообщение, но это было так неуместно, что я решил этого не делать.
Глаза Саиды-бай вспыхнули.
–Вы решили этого не делать?– спросила она.
–Здесь был раджа-сахиб,– спокойно сказал привратник.
–Хмм, а сообщение?
–О том, что он живет в любви,– бесстрастно произнес привратник. Он использовал другое слово, означавшее «любовь», потеряв таким образом весь каламбур с Прем-Нивасом.
–Тот, кто живет в любви? Что он может иметь в виду?– обратилась Саида-бай к Моту и Исхаку.
Они переглянулись. Исхак усмехнулся чуть презрительно.
–В этом мире полно ослов,– сказала Саида-бай, но было неясно, кого она имела в виду.– Почему он не оставил записки? Так это были его точные слова? Не очень иносказательно и не слишком остроумно.
Привратник порылся в своей памяти и подобрался ближе к сути, примерно соответствующей словам, которые Ман сказал накануне вечером. В любом случае «прем» и «нивас» фигурировали в его сообщении. Все трое музыкантов тут же разгадали загадку.
–Ах!– весело воскликнула Саида-бай.– Думаю, у меня есть воздыхатель. Что скажете? Впустим его? Почему бы и нет?
Никто не возражал,– в самом деле, разве они могли? Привратнику было велено впустить молодого человека. И Биббо отправили предупредить Тасним, чтобы оставалась в своей комнате.
2.13
Ман, изнывавший у ворот, не мог поверить своему счастью. Как быстро его допустили! Он почувствовал прилив благодарности к привратнику и вложил ему в ладонь рупию. Привратник оставил его у дверей в дом, и служанка указала ему на комнату. Поскольку шаги Мана на галерее, ведущей в комнату Саиды-бай, были хорошо слышны, она крикнула:
–Входи-входи, Даг-сахиб! Садись и озари собой наше собрание.
Ман на секунду застыл у дверей, глядя на Саиду-бай. Он улыбался от удовольствия, и Саида-бай не могла не улыбнуться ему в ответ. Ман был одет просто и безупречно – в белую накрахмаленную курту-паджаму. Тонкая вышивка чикан
[141] на его курте дополняла вышивку на белой хлопковой шапке. Мановы туфли, джути мягкой кожи, заостренные на носах, тоже были белыми.
–Как вы добирались?– спросила Саида-бай.
–Пешком.
–На вас хорошая одежда, которую можно легко испачкать.
–Дорога занимает всего несколько минут,– просто сказал Ман.
–Пожалуйста, сядьте.
Ман сел, скрестив ноги на покрытом белым покрывалом полу. Саида-бай занялась приготовлением пана. Ман смотрел на нее с любопытством.
–Я приходил и вчера, но мне повезло чуть меньше.
–Знаю, знаю,– сказала Саида-бай.– Мой глупый привратник отказал вам. Что я могу сказать? Не все мы наделены даром различать…
–Но сегодня я здесь,– сказал Ман, констатируя очевидное.
–«Где б Даг ни сел – свое место он занял»?– спросила Саида-бай, улыбаясь. Чуть наклонив голову, она продолжала размазывать небольшое белое пятно извести по листьям пана.
–Он и не покидал вашего ансамбля все это время,– сказал Ман.
Поскольку она не смотрела на него в упор, он мог взглянуть на нее без смущения. Перед тем как он вошел, она накрыла голову сари. Но мягкая, гладкая кожа ее шеи и плеч была обнажена, и изгиб ее шеи, когда она склонилась над своим занятием, казался Ману невозможно очаровательным. Приготовив пару панов, она проткнула их серебряной зубочисткой с кисточками и поднесла ему. Он взял их, положил в рот и был приятно удивлен вкусом кокоса, который Саида-бай любила добавлять в состав своего пана.
–Вижу, вы носите пилотку Ганди
[142] в собственном стиле,– сказала Саида-бай, положив и себе в рот пару панов.
Она ничего не предлагала ни Исхаку Хану, ни Моту Чанду, но они в тот момент, казалось, совершенно слились с фоном. Ман нервно коснулся края вышитой белой шапки, не уверенный в себе.
–Нет-нет, Даг-сахиб, не беспокойтесь. Здесь ведь не храм,– взглянула на него Саида-бай.– Мне вспомнились другие белые шапки, которые можно увидеть плывущими по Брахмпуру. Головы, что носят их, стали выше с недавних пор.
–Боюсь, вы хотите упрекнуть меня в несчастном случае моего рождения,– сказал Ман.
–Нет-нет,– сказала Саида-бай.– Ваш отец издавна был покровителем искусств. Речь о других конгресс-валлах, пришедших мне на ум.
–Возможно, мне следует надеть шапку другого цвета в следующий раз,– сказал Ман. Саида-бай чуть приподняла бровь.– Если, конечно, меня проводят к вам,– смиренно добавил он.
«Какой воспитанный молодой человек»,– подумала Саида-бай. Она указала Моту Чанду в угол комнаты, попросив принести лежащие там фисгармонию и табла.
И спросила Мана:
–А теперь – что хазрат
[143] Даг приказывает нам исполнить?
–Да что угодно,– ответил Ман, бросая шутки на ветер.
–Надеюсь, что не газель,– сказала Саида-бай, нажимая клавишу на фисгармонии, помогая настроить саранги и табла.
–Нет?– разочарованно спросил Ман.
–Газели предназначены для открытых встреч или близких любовников,– сказала Саида-бай.– Я буду петь то, чем больше всего известна моя семья, и то, чему меня лучше всего научил мой устад.
Она запела тумри
[144] из раг пилу «Почему же ты не говоришь со мной?»– и лицо Мана просияло.
