–Я ходила искать дади
[20],– начала Апарна.– И я ее нашла, но ей было нужно идти в дом из-за Савиты-буа, а мне с ней было нельзя. Тогда мы с Латой-буа пошли кушать мороженое, но не смогли, потому что…
Но Минакши уже не слушала ее и повернулась к Лате.
–Честно говоря, розовый не идет тебе, Латс,– сказала Минакши.– Ему не хватает чего-то… чего-то…
–Je ne sais quoi?
[21] – услужливо подсказал друг ее мужа, стоявший рядом.
–Спасибо,– сказала Минакши с таким искусительным обаянием, что молодой человек ненадолго воспарил и сделал вид, что смотрит на звезды.– Нет, розовый – определенно не твой цвет, Латс,– подтвердила Минакши.
Оценивающе разглядывая золовку, она томно, по-кошачьи вытягивала свою длинную смуглую шею. Сама она была одета в зеленое с золотом сари из шелка Варанаси и зеленый чоли
[22], обнажавший гораздо бо́льшую часть ее живота, чем брахмпурское общество было достойно или готово узреть.
–О!– только и смогла сказать Лата, внезапно смущаясь. Она знала, что не слишком-то разбирается в нарядах, и решила, что рядом с этой райской птицей выглядит довольно блекло.
–А кто этот парень, с которым ты сейчас разговаривала?– строго спросил Арун, который, в отличие от жены, заметил, что Лата беседовала с Маном.
Двадцатипятилетний Арун был рослым, светлокожим, красивым интеллектуалом-задирой, любившим поставить на место младших сестер и брата, безжалостно мутузя их эго. И с наслаждением неустанно напоминал им, что после смерти отца именно он, фигурально выражаясь, стал для них in loco parentis
[23].
–Это Ман, младший брат Прана.
–А-а.– В голосе Аруна сквозило неодобрение.
Арун и Минакши этим утром приехали ночным поездом из Калькутты, где Арун был одним из немногих служащих индийского происхождения в преимущественно «белой» фирме «Бентсен и Прайс». У него не было ни времени, ни желания знакомиться с семьей – или, выражаясь его языком, «кланом» Капура, за которого мать сосватала его сестру. Он неодобрительно посмотрел вокруг. «Как обычно, перестарались во всем»,– думал он, глядя на цветные огоньки в изгороди. Неотесанность местных политиков, важно расхаживающих в своих белых шапках, и деревенских родственников Махеша Капура вызывала у него презрение. Ни бригадный генерал Брахмпурского военного округа, ни представители крупных компаний Брахмпура, таких как «Бирма Шелл», «Империал тобакко» и «Колтекс», не были представлены в толпе приглашенных, и этот вопиющий факт в его глазах не компенсировало даже присутствие большей части профессиональной элиты Брахмпура.
–Похож на прохвоста, я бы сказал,– заметил Арун, от которого не укрылось, что Ман невзначай проследовал глазами за Латой, прежде чем отвлекся на что-то еще.
Лата улыбнулась, и ее кроткий братец Варун, следовавший нервной бледной тенью за Аруном и Минакши, тоже улыбнулся, точно сдержанный сообщник. Варун изучал, вернее, пытался изучать математику в Калькуттском университете. И жил он с Аруном и Минакши, в их маленькой квартире на цокольном этаже. Долговязый, неуверенный в себе, добросердечный Варун с вечно бегающим взглядом был тем не менее любимцем Латы. Будучи младше Варуна на целый год, сестра тем не менее всегда его защищала. Пугливый Варун многого боялся – и Аруна, и Минакши, и в некотором роде, пожалуй, даже не по годам развитую Апарну. Его увлечение математикой ограничивалось расчетами вероятностей и формул гандикапов
[24] в скачках. Зимой, с ростом увлеченности Варуна во время гоночного сезона, усиливался и гнев его старшего брата. Арун и его обожал обзывать прохвостом.
«Да что ты знаешь о прохвостах, Арун-бхай?»
[25] – подумала Лата. Вслух же она сказала:
–Он кажется довольно милым.
–Тетя, которую мы повстречали, назвала его «кэд»,– заявила Апарна.
–Прямо так и сказала, родная?– заинтересованно спросила Минакши,– Ну-ка, покажи мне его, Арун.
Но Ман уже исчез из виду.
–В некоторой степени я виню себя,– сказал Арун.
Впрочем, без тени вины в голосе. Арун был просто не способен ни в чем себя винить.
–Я действительно должен был что-то сделать,– продолжил он.– Если бы я не был так занят на работе, я мог бы предотвратить это ужасное фиаско. Но как только ма вбила себе в голову, что этот Капур подходит, отговаривать стало бессмысленно. Спорить с мамой бесполезно – тут же включается фонтан слез.
Тот факт, что доктор Пран Капур преподавал английскую литературу, слегка ослаблял предубеждение Аруна. Но, к вящему сожалению старшего сына госпожи Рупы Меры, едва ли в этой толпе провинциалов найдется хоть один англичанин.
–Какая ужасная безвкусица!– устало сказала Минакши себе, кратко выразив мысли супруга.– Совершенно не похоже на Калькутту. Сокровище мое, у тебя носик чумазый,– добавила она Апарне, присматриваясь к воображаемому пятнышку, чтобы стереть его платком.
–А мне здесь нравится,– отважился возразить Варун, видя, что слова старшего брата уязвили Лату. Он знал, что Лате нравится Брахмпур, хоть это был далеко не мегаполис.
–Замолчи,– грубо отрезал Арун. Он не желал, чтобы низшие оспаривали его суждения.
Варун, борясь с собой, пронзительно посмотрел на него, но затем опустил глаза.
–Не болтай о том, в чем не разбираешься,– добавил Арун.
Варун молча хмурился.
–Ты меня слышал?
–Да,– сказал Варун.
–«Да»– что?
–Да, Арун-бхай,– пробормотал Варун.
Такое стирание в порошок было стандартной платой для Варуна, и Лата не удивилась подобному размену. Но она чувствовала себя ужасно виноватой перед Варуном и страшно злилась на Аруна. Она не могла взять в толк, зачем он так поступает и какое в этом удовольствие. Лата решила, что как только свадьба закончится, при первой же возможности поговорит с Варуном, чтобы помочь, хотя бы поддерживая морально, вынести такие нападки. «Даже если сама я не очень хорошо их переношу»,– подумала она и сказала невинно:
–Что ж, Арун-бхай, я полагаю, что уже слишком поздно. Мы все теперь одна большая, дружная семья, и нам придется мириться друг с другом настолько, насколько возможно.
Впрочем, фраза эта была далека от невинности. «Одна большая, дружная семья»– так любили выражаться в семействе Чаттерджи, на что иронически и намекнула Лата. Минакши Мера была Чаттерджи, до того как они с Аруном встретились на коктейльной вечеринке и между ними вспыхнула жаркая, восторженная и изысканная любовь. Через месяц элегантных ухаживаний они поженились, вызвав ужасное потрясение в обоих семействах. Были или не были член Высокого суда Калькутты господин Чаттерджи и его супруга рады принять небенгальца Аруна в качестве первого придатка в круг пятерых своих чад (не считая пса Пусика), и была или не была госпожа Рупа Мера в восторге при мысли о том, что ее первенец, свет ее очей, женился на девушке, не принадлежавшей к касте кхатри (да еще такой избалованной снобке, как Минакши), но сам Арун чрезвычайно высоко ценил свою связь с семьей Чаттерджи. У Чаттерджи имелись богатство, положение и огромный дом в Калькутте, где они устраивали грандиозные (но исполненные тончайшего вкуса) вечеринки. И даже если «большая, дружная семья», особенно братья и сестры Минакши, порой надоедала ему своим бесконечным неуемным остроумием и импровизированными рифмованными двустишиями, он принимал это именно потому, что привычки Чаттерджи казались ему неоспоримо светскими. И как же далеки они были от этого провинциального городка, толпы Капуров и этих праздников при свете гирлянд на живой изгороди с гранатовым соком вместо спиртного!
