7.Дадабхай Наороджи в парламент был избран, он
парламентарий от Финчбюри – Небом благословлен.
Но не забыл о нежной материнской груди:
мечтал, чтоб шагала Индия с Западом по пути.
Лата и Кабир переглянулись с восторгом и ужасом.
8.Тилак из Махараштра!– приветствуем, господа.
«Сварадж – есть право рождения»,– он заявлял всегда.
Но злобный судья трибуну выписал, взял билет
в плаванье, что продлится ближайшие 8лет.
9.Террорист – позор страны – осужден, едва ли
сомневаться можно, он – есть отродье Кали!
Сари вышли в первый ряд, крутятся и вьются.
Дурьодханы, видя их, шутят и смеются.
Голос доктора Махиджани задрожал на этой яркой строчке. В последующих строфах он пустился в описание образов недавнего прошлого и настоящего.
26.Как свежий летний ливень, вероятно,
был призван все смести и смыть Махатма.
Его убийство мир повергло в хаос.
Вокруг лишь боль и грязь, что нам осталась.
В эту минуту доктор Махиджани поднялся в знак почтения и остался стоять на последних трех строфах.
27.Ушли британцы, и премьером стал
величественный наш Джавахарлал.
так солнца луч во тьме – попал на трон,
и Индию в веках прославил он!
28.Индусы, сикхи
[161], персы, джайны
[162] – в нем
узрели то, что стало новым днем.
Буддисты, христиане, мусульмане —
все верят: сНеру новый мир настанет.
29.«Мы – все певцы, не важно, Раджа или Рани, —
пред Ней равны»,– сказал сегодня Махиджани.
И хоть Закон – в свободе, равенстве и братстве
почтенье к Матери – все лучшее, признаться.
В традициях поэзии урду или хинди, поэт запечатлел собственное имя в последней строфе. Теперь он сел, утирая пот со лба и сияя довольством. Кабир написал записку. И передал ее Лате. Их руки случайно соприкоснулись. Хоть ей уже и было больно от попыток сдержать смех, она вздрогнула от его прикосновения. Спустя несколько секунд он все же убрал руку, и она увидела то, что он написал:
Сбежать немедля с Гастингс-роуд, 20 —
о, для поэта лучше, чем остаться!
Бежим же вместе из пустыни этой,
где царь Навроджи – нет других поэтов.
Не совсем в стиле доктора Махиджани, но суть была ясна. Лата и Кабир, словно по команде, вскочили с места и, прежде чем их успел перехватить обманутый доктор Махиджани, добрались до входной двери. На открытом воздухе они несколько минут весело смеялись, перебивая друг друга цитатами из патриотического гимна доктора Махиджани.
Насмеявшись вволю, Кабир спросил ее:
–Как насчет кофе? Мы могли бы сходить в «Голубой Дунай».
Лата, неизменно держа в уме госпожу Рупу Меру, испугалась, что может встретить кого-то знакомого, и сказала:
–Нет, я правда не могу. Мне нужно вернуться домой. К моей матери,– лукаво добавила она.
Кабир не мог оторвать от нее глаз.
–Но ты ведь уже сдала экзамены,– сказал он.– Вполне могла бы праздновать. Это мне осталось еще два.
–Я бы с удовольствием. Но встреча с тобой была для меня довольно смелым шагом.
–Ну а на следующей неделе мы хотя бы увидимся здесь? Ради «Элиот: Куда?».– Кабир сделал легкий жест, изображая щеголеватого придворного, и Лата улыбнулась.
–Но собираешься ли ты остаться в Брахмпуре до следующей пятницы?– спросила она.– Каникулы…
–О да,– сказал Кабир.– Я здесь живу.
Он не хотел прощаться, но наконец пересилил себя.
–Увидимся в следующую пятницу тогда – или раньше,– сказал он, садясь на велосипед.– Ты уверена, что я не смогу никуда тебя подвезти на моем двухместном велосипеде? С чернилами на носу или без, ты все равно очень красивая.
Лата огляделась, краснея.
–Нет, я уверена. До свидания,– сказала она.– И… что ж, спасибо…
3.10
Вернувшись домой, Лата, стараясь не встретить мать или сестру, пошла прямо в спальню. Она лежала на кровати и смотрела в потолок так же, как несколько дней назад она лежала на траве и смотрела на небо сквозь ветви жакаранды. Больше всего ей хотелось вспоминать то случайное прикосновение, когда он передавал ей записку. Позже, во время ужина, зазвонил телефон. Лата, сидевшая ближе всех к телефону, пошла взять трубку.
–Алло?
–Алло, Лата?– сказала Малати.
–Да,– радостно ответила Лата.
–Я кое-что выяснила. Я сегодня уезжаю на две недели, так что лучше уж скажу тебе сразу. Ты одна?– осторожно добавила Малати.
–Нет,– сказала Лата.
–Ты будешь одна в ближайшие полчаса или около того?
–Нет, думаю, что нет,– ответила она.
–Новости плохие, Лата,– серьезно сказала Малати.– Лучше тебе бросить его.
Лата не ответила.
–Ты еще тут?– обеспокоенно спросила Малати.
–Да,– сказала Лата, взглянув на троицу за обеденным столом.– Продолжай.
–Ну, он в университетской команде по крикету,– сказала Малати, не желая сразу обрушивать на подругу плохие новости.– Есть фотография команды в университетском журнале.
–Да?– озадаченно ответила Лата.– Но что…
–Его фамилия Дуррани.
«Ну и что?– думала Лата.– Что это вообще меняет? Он синдх или кто-то вроде? Типа… ну, Четвани, или Адвани, или… или Махиджани?»
–Он мусульманин,– сказала Малати, прервав ее размышления.– Ты еще там?
Лата смотрела перед собой. Савита отложила вилку и нож и с тревогой посмотрела на сестру.
Малати продолжила:
