–Ты выглядишь так же, как и всегда,– не менее одобрительно сказала она.– Долго ждал?
Он помотал головой. Девушка рассказала ему о недоразумении с Хемой.
–Я надеюсь, ты не откажешься от поездки из-за того, что с тобой нет дуэньи?– спросил он.
–Нет,– сказала Лата.
Она чувствовала себя такой же смелой, как Малати. Утром у нее было не так много времени на раздумья, да и не хотела она раздумывать. Несмотря на вечерние тревоги, ее овальное лицо выглядело свежо и привлекательно, а живые глаза больше не были сонными. Они спустились к реке и некоторое время шли по песку, пока не дошли до каменных ступеней. На небольшой тропинке вверх по склону стояло несколько скучающих осликов, нагруженных узлами с одеждой. Собака прачки встретила их робким, отрывистым тявканьем.
–Ты уверен, что мы достанем лодку?– спросила Лата.
–Конечно, здесь всегда кто-нибудь есть. Я сюда довольно часто прихожу.
Легкая пульсирующая боль пронзила Лату, хотя Кабир просто имел в виду, что ему нравилось выходить на рассвете на Гангу.
–А вот и один из них,– сказал он.
Лодочник рыскал взад и вперед в своей лодке посреди реки. Стоял апрель, потому вода была низкой, а течение вялым. Кабир сложил ладони и крикнул:
–Арэ, малла!
[166]
Лодочник, однако, и не думал грести к ним.
–Что случилось?– крикнул он на хинди с сильным брахмпурским акцентом: он придал глаголу «хаи» необычное ударение.
–Отвезете нас туда, где можно увидеть Барсат-Махал и его отражение?– спросил Кабир.
–Конечно!
–Сколько?
–Две рупии.– Теперь он направлял свою старую плоскодонку к берегу.
Кабир рассердился:
–Неужто тебе не стыдно брать так много?
–Такова плата у всех, господин.
–Я не приезжий, так что меня не обманешь,– сказал Кабир.
–Ой,– сказала девушка,– пожалуйста, не ссорьтесь на ровном месте…
Она осеклась. Кабир, наверное, будет настаивать на оплате, а у него, как и у нее, наверное, не так уж много денег.
Кабир продолжал сердито, крича, чтобы его расслышали сквозь шлепки мокрого белья, которым стиральщики колотили по ступенькам гхата:
–Мы приходим в этот мир с пустыми руками и с пустыми руками уходим. Неужели тебе нужно слечь именно сегодня утром? Ты собираешься забрать эти деньги с собой в могилу?
Лодочник, по всей видимости впечатленный таким философским обращением, сказал:
–Спускайтесь, сахиб. Я возьму столько, сколько вы считаете нужным заплатить.
Он указал Кабиру точку на берегу в паре сотен ярдов от них, а сам направил лодку вверх по реке.
–Он уплыл,– сказала Лата.– Возможно, мы найдем еще одну.
Кабир покачал головой и произнес:
–Мы сговорились. Он вернется.
Лодочник поплыл вверх по течению к противоположному берегу, что-то там взял и стал грести обратно.
–Плавать умеете?– спросил он их.
–Я умею,– сказал Кабир, повернувшись к Лате.
–Нет,– сказала она.– Я не умею.
Кабир выглядел удивленным.
–Я так и не научилась,– объяснила Лата.– Дарджилинг и Массури
[167].
–Я доверяю твоему умению,– сказал Кабир лодочнику, смуглому, щетинистому мужчине, одетому в рубашку лунги
[168] и шерстяной бунди
[169], прикрывавший грудь.– В случае неожиданностей ты справишься сам, а я позабочусь о ней.
–Хорошо,– сказал лодочник.
–Итак, сколько?
–Как пожелает…
–Нет,– оборвал его Кабир.– Давайте назначим точную цену. Я всегда только так договариваюсь с лодочниками.
–Хорошо, тогда сколько вас устроит?
–Одна рупия четыре анны.
–Отлично.
Кабир забрался на борт и протянул Лате руку. Уверенной хваткой он втянул ее в лодку. Лицо у нее раскраснелось от счастья. Он не выпускал ее руку ни на секунду. Затем, чувствуя, что она вот-вот отодвинется, он ее все же отпустил.
На реке все еще стоял легкий туман. Кабир и Лата сели лицом к лодочнику, налегавшему на весла. Они уже на добрых двести ярдов отдалились от дхоби-гхата, но шлепки мокрой одеждой по камню пусть и слегка, но все еще доносились до них. Очертания берега исчезли в тумане.
–Ах, как хорошо,– сказал Кабир.– Как чудесно находиться здесь, на реке, посреди тумана – в это время года такое случается довольно редко. Это напомнило мне, как мы однажды отдыхали в Симле. Все проблемы мира были так далеки. Словно мы совершенно другая семья.
–Ты каждое лето отдыхаешь в горах?– спросила Лата. Хоть она и получила образование в монастыре Святой Софии в Массури, о том, чтобы позволить себе снять дом в горах, когда хочется, не могло быть и речи.
–Ох, да,– сказал Кабир.– Мой отец на этом настаивает. Обычно мы останавливаемся на разных горных стоянках каждый год – Альмора, Найнитал, Раникхет, Массури, Симла и даже Дарджилинг. Он говорит, что свежий воздух «прочищает мозги», что бы это ни значило. Однажды, когда мы спустились с холмов, он сказал, что, подобно Заратустре, получил за эти шесть недель достаточно математических озарений и что это был последний раз. Но, разумеется, в следующем году мы, как обычно, отправились в горы.
–А ты?– спросила Лата.– Что насчет тебя?
–А что насчет меня?– уточнил Кабир. Казалось, его беспокоили какие-то воспоминания.
–Тебе нравится в горах? В этом году вы поедете как обычно?
–Не знаю, как в этом году,– сказал Кабир.– Мне там нравится. Это как плавание.
–Плавание?– спросила Лата, проводя рукой по воде.
Внезапно Кабира озарила мысль. Он обратился к лодочнику:
–Сколько ты берешь с местных жителей, отвозя их от окрестностей дхоби-гхата до Барсат-Махала?
–Четыре анны с головы,– ответил лодочник.
–Что ж,– сказал Кабир,– мы должны уплатить тебе рупию, особенно учитывая, что большая часть пути идет вниз по течению. А я плачу тебе рупию и четыре анны. Так что все справедливо.
