–Нет-нет. Я получаю удовольствие,– сказала Вина.– Но скажи мне, когда ювелир придет в дом в следующий раз, сможешь ли ты оценить у него мои драгоценности? Мелочи и особенно мою наваратну?
[218] Сможешь остаться с ним наедине хоть на несколько минут, чтобы твоя свекровь не узнала? Если бы мне пришлось самой идти к ювелиру, то меня точно обжулили бы. Но ты-то в таких вещах разбираешься.
Прийя кивнула.
–Я попробую,– пообещала она.
Наваратна была очень красивой. В последний раз она видела ее на шее у Вины в день свадьбы Прана и Савиты. Это была дуга из девяти квадратных фрагментов, каждый из которых служил оправой для девяти разных драгоценных камней. По краям и даже с обратной стороны, где ее и не видно, красовалась эмаль тончайшей работы. Топаз, белый сапфир, изумруд, синий сапфир, рубин, бриллиант, жемчуг, кошачий глаз и коралл: украшение не казалось хаотическим и беспорядочным,– напротив, тяжелое ожерелье представляло собой чудесную комбинацию традиционной основательности и красоты. Для Вины она была бесценна – из всех подарков матери этот она любила больше всех.
–Думаю, наши отцы свихнулись на своей вражде,– ни с того ни с сего сказала Прийя.– Кого волнует, кто станет следующим главным министром Пурва-Прадеш?
Вина кивнула, потягивая нимбу-пани.
–Что слышно о Мане?
Они посплетничали: оМане и Саиде-бай, о дочери наваба-сахиба и о том, хуже ли ей живется в пурде, чем Прийе, о беременности Савиты и даже – из вторых рук – о госпоже Рупе Мере и о том, как она пытается развратить своих самдхин, обучая их игре в рамми.
Они позабыли обо всем на свете. Но внезапно над лестницей возникла крупная голова и покатые плечи Баблу.
–О боже!– встрепенулась Прийя.– Мне же пора на кухню! Я тут заболталась, и у меня все вылетело из головы. Свекруха, наверное, уже закончила свою дурацкую канитель с готовкой еды для себя прямо в мокром дхоти после ванны и теперь орет, чтобы я пришла. Надо бежать. Она говорит, это «ради чистоты», но не возражает против тараканов буйволиных размеров, которые бегают по всему дому, и крыс, которые ночью отгрызут тебе волосы, если ты перед сном не смоешь с них масло. Ах, останься на ланч, Вина, я и так тебя совсем не вижу!
–Не могу, правда не могу,– сказала Вина.– Мой Соня тоже любит, чтобы ему готовили именно так. И я уверена, что и твой Храпун – тоже.
–Ну, он не настолько разборчив,– сказала Прийя и нахмурилась.– Он терпит все мои глупости. Но я сижу взаперти. Я никуда не могу выйти! Я не могу выйти из дому, кроме как на свадьбу, или чтобы поехать в храм – странные такие поездки, или на религиозную ярмарку, а ты знаешь мое отношение ко всему этому. Если бы он не был таким хорошим, я бы совсем свихнулась. В нашем районе бить жен – что-то вроде популярного вида спорта. Ты не можешь считаться полноценным мужчиной, если не треснешь жену разок-другой, но Рам Вилас не ударит даже барабан на Дашаре
[219]. И он так почтителен к ведьме, что меня с души воротит, а ведь она ему только мачеха. Говорят, что он так добр к свидетелям, что те всегда говорят ему правду – даже в суде! Ну, раз ты не можешь остаться, то приходи завтра. Пообещай мне еще раз.
Вина пообещала, и подруги спустились с крыши в комнату на верхнем этаже.
Дочка и сын Прийи сидели на кровати. Они сообщили Вине, что Бхаскар ушел домой.
–Что? Один?– встревожилась Вина.
–Ему уже девять лет, а идти тут пять минут всего,– ответил мальчик.
–Ш-ш-ш!– укорила его Прийя.– Повежливее со старшими.
–Лучше я пойду сейчас же,– сказала Вина.
По пути домой Вина встретила на лестнице Л.Н.Агарвала. Лестница была крутая и узкая. Вина притиснулась к стене и сказала намасте.
–Джити рахо, бети
[220],– ответил он на ее приветствие.
И хотя она назвал ее «дочка», Вина почувствовала, что, едва увидев ее, он тут же вспомнил своего министерского противника, чьей дочерью она была на самом деле.
5.6
–Известно ли правительству, что на прошлой неделе полиция Брахмпура применила силу при разгоне демонстрации членов общины джатавов у «Обувного рынка Говинда»?
Министр внутренних дел, шри Л.Н.Агарвал, поднялся с места.
–Это не было применением силы,– ответил он.
–Хорошо, применили латхи, если угодно. Известно ли правительству об упомянутом мной инциденте?
Министр внутренних дел оглядел колодец большого круглого зала и спокойно произнес:
–Это не было применением силы в общеизвестном смысле. Полиция получила приказ использовать легкие палки толщиной в один дюйм, в то время как толпа бросала камни и лезла в драку, несколько человек при этом нападали на одного полицейского, и латхи применили, только когда стало ясно, что безопасность «Обувного рынка Говинда», людей на улицах и самих полицейских оказалась под угрозой.
Он пристально посмотрел на Рама Дхана – маленького, темного, рябого человека лет сорока, который допрашивал его, сплетя руки на груди; допрос велся на стандартном хинди, но с сильным брахмпурским акцентом.
–Правда ли то,– продолжил дознаватель,– что в тот вечер полиция избила большое количество джатавов, проводивших мирный пикет вблизи брахмпурского обувного рынка?
Шри Рам Дхан был независимым ЧЗС от зарегистрированных каст, и он намеренно выделил голосом слово «джатавов». Что-то похожее на негодующий рокот прокатилось по всему залу. Спикер призвал к порядку, и министр внутренних дел снова встал.
–Нет, неправда,– заявил он, не повышая голоса.– Полиция оказалась под напором озлобленной толпы и была вынуждена защищаться. Разумеется, в результате этих действий несколько человек получили травмы. Что касается инсинуаций уважаемого коллеги, что полиция якобы выделяла и избивала представителей определенной касты из толпы или была особенно жестока, поскольку толпа состояла по большей части из представителей этой самой касты, то советую вам быть более справедливым к полиции. Позвольте заверить вас, что действия полиции были бы совершенно такими же при любом ином составе толпы.
Однако моллюскообразный шри Рам Дхан продолжил допрос:
–Правда ли то, что достопочтенный министр внутренних дел был постоянно на связи с местными властями Брахмпура, в частности окружным магистратом и комиссаром полиции?
