–Оваших делах сневыкупленными закладами идержании подпольной ссудной кассы усебя наквартире нам сгосподином полицейским чиновником хорошо известно,– сэтими словами Чаров достал рубиновый перстень иположил настол перед оценщиком.– Узнаете, что завещица? Поглазам вижу, что опознали,– пожирая взглядом окончательно сломленного приемщика, безжалостно добивал его судебный следователь.– Впрочем, есть иное решение судьбы вашей. Соображаясь счистосердечным вашим сознанием, мы закроем глаза наваши проделки вобмен насотрудничество. Будете сообщать господину полицейскому чиновнику обо всем подозрительном, атакже очем он вас самолично спросить изволит. Как думаете наоный предмет, господин Блок?
–Коли будет исполнять наш уговор добросовестно ивточности, как вы сейчас предписали, согласие свое наподобную э-э-э службу мещанина Трегубова даю,– условившись заранее сЧаровым нажелательности подобного исхода, артистично подыграл ему Блок. Согласиеже Порфирьича было написано наего разом просветлевшем лице.
Уладив дела сТрегубовым, Сергей поспешил домой. Мысль оматери студента Лиховцева иприезде вПетербург четы Ржевуцких недавала покоя исвербела вмозгу. «Дай бог, Шнырю повезет, имы накроем это осиное гнездо»,– надеялся наблагополучную развязку Чаров, вспоминая уроки рисунка устудента академии художеств Антокольского, взятых заполгода доописываемых событий. Он решил набросать несколько портретов загадочной старушки, опираясь нарассказ швейцара «Знаменской». «Завтра покажу свои заготовки, ивместе сним дорисую портрет».
Глава 10. Варшавские вояжеры
Соконченным при деятельном участии швейцара портретом Чаров приехал вСыскную полицию и, сделав копию вкабинете Блока, оставил полицейскому чиновнику изображение таинственной визитерши Журавского, после чего встретился соШнырем.
–Студент прихворнул ицельный день изквартиры невыходил, так опосля дворник мне сказывал, авот его мамаша, госпожа Лиховцева, иполяки ездили вГостиные ряды да помодным лавкам таскались. Причем полячка все мужским платьем интересовалась да насебя сшитую назаказ, нопокамест неистребованную фрачную пару примеряла, опосля чего наГалерную улицу подались. Лиховцева дальше наизвозчике покатила, я ее отпустил, авот гости изВаршавы вквартиру миллионщика Утина пожаловали и, счас там пробыв, обратно кЛиховцевым наОсьмую линию Васильевского острова возвернулись. Ичто любопытно, господин Чаров. Ржевуцкие квартируют этажом выше, авовсе неуЛиховцевых помещаются.
–Неожиданная подробность, молодец! Иты решил заними проследить?– отметив смекалку агента, удовлетворенно произнес Чаров.
–Точно так, господин следователь. Насвой страх ириск, можно сказать,– расплывшись вхитрющей улыбке, самодовольно произнес Шнырь.
–Ты верно рассчитал. Растроиться иследить завсеми ними одновременно невтвоих возможностях, да итаковым числом филеров ненапасешься.
–Вквартире Утина располагается редакция журнала, коей издатель господин Стасюлевич проживает ссупругою, дочерью оного домовладельца имиллионщика,– поделился собранными сведениями агент.
–Еще что сказать имеешь?
–Больно физиономии уних были кислые, когда оттудова возвертались, господин следователь. Особливо уРжевуцкого.
–Видать, недоговорились, очем желали…– нестал озвучивать свои догадки судебный следователь ираспрощался сфилером.
Причиной кислой мины визитеров квартиры миллионщика Утина послужил его зять Михаил Стасюлевич, категорически отказавшийся печатать статью пана Станислава, если тот невнесет вее текст требуемых правок.
–Войдите внаше положение, пан Ржевуцкий,– увещевал негодующего поляка издатель.– Коли я напечатаю ваш опус вего прежнем виде, журнал непременно закроют. Правительство непотерпит подобных выпадов всвой адрес. Министр внутренних дел Валуев слывет унас либералом, ноион несможет пройти мимо ваших нападок наармию иособу государя. Ачто уж говорить оглавноуправляющем Третьим отделением Шувалове. Опрочих мастодонтах реакции предпочту умолчать.
–То есть вы нам отказываете,– внеудовольствии поджал губы посетитель.
–Отчегоже! Статью супруги вашей, пани Катаржины, напротив, мы судовольствием возьмем, причем готовы ее разместить вближайшем нумере «Вестника». Женский вопрос, феминистское движение вЕвропе иизбирательные права женщин живо интересуют публику,– Стасюлевич сулыбкой посмотрел наодетую как типичная эмансипе Ржевуцкую иперевел взгляд наее мужа.– Что довас, пан Станислав, то вынужден повторить. Коли вы неизволите согласиться напредложенные господином Пыпиным правки, тогда увольте,– смученическим видом развел руками Стасюлевич, кивнув назарывшегося врукописях бородача.
–Вконечном итоге,– неожиданно бородач поднял взъерошенную голову,– я готов сызнова поколдовать над статьей, соображаясь сее важностью иценностью, после чего дать текст напроверку пану Ржевуцкому. Убрать острые углы совершенно необходимо, да иназвание поменять надобно,– вторил Стасюлевичу двоюродный брат Чернышевского Пыпин, отсвечивая очками.
–Однакож я полагаюсь навас, господин Пыпин. Материал недолжен потерять зубы. Имое страстное желание видеть его в«Вестнике Европы», аневЖеневе уГерцена!
–Наши цели совпадают, ажелание познакомить образованную русскую публику счаяниями истинных патриотов Польши сродни вашему,– переглянувшись сиздателем, взволнованно заявилтот.
–Атеперь пройдемте встоловую, самовар уж готов,– широким жестом распахнул дверь Стасюлевич.
–Что скажешь, Китти, насчет этого Пыпина?– уже вэкипаже спросил жену водночасье помрачневший Ржевуцкий.
–Видно, что человек образованный, историю слитературой как академик знает, вязыках основных учен, ностатью твою он кастрирует, даже несомневайся,– повела плечом женщина, ипод откинутой ветром вуалькой молнией сверкнул острый, как урыси, взгляд.
–Надобы садвокатом Спасовичем отдельно потолковать. Он сторонник польского дела, да ипорождению поляк,– косясь навозницу, перешел нафранцузский язык пан Станислав. ВПетербурге они говорили нарусском, особенно впубличных местах, польский язык использовали дома, афранцузский, которым владели как родным,– послучаю.
–По-моему, литвин. Впрочем, это неважно. Коли вес имеет, пусть сведет нас, нонесболтунами либералами, аготовыми нажертвы радикалами. Отэтихже панов проку мало. Спасибо инатом, что мою статью взяли, да итвою, даже кастрированную, пусть печатают. Всяко лучше, чем ничего.
–Ты излишне строга кпану Герцену, Китти. Напечататься унего в«Колоколе» вовсе неозначает «ничего».
–Непутай божий дар сяичницей! Жалкий эмигрантский листок спотерянной аудиторией или солидный столичный журнал стысячами подписчиков. Мой тебе совет, Стась, неупрямься. Кастрация пана Пыпина позволит тебя напечатать, аэто главное.
–Ноон неразделяет взглядов своего кузена Чернышевского!
–Кабы разделял, давнобы мыл золото наприисках вСибири да гнил врудниках напару сним. Лучше подумай, как поближе сойтись садвокатом,– откинувшись из-за резкого поворота пролетки, издевательски усмехнулась Катаржина.
