Генерал Слезкин просматривал донесения негласной агентуры, когда адъютант принес докладную записку, поступившую минуту назад изфилерского отделения. Обратив внимание, что бумага касается подопечного шефа жандармов, он немедля взялся занее.
«Сегодня, вдевятом часу пополудни, наблюдаемый, онже Профессор, отбыл изгостиницы Кокоревского подворья нананятом легковом извозчике (нумера экипажа приводятся) иприбыл навокзал Николаевской железной дороги. Средь багажа, кой наблюдаемый имел при себе, обратил внимание длинный кожаный футляр внушительных размеров. Полагаю, это иесть тот предмет, кой был подарен Профессору владельцем гостиницы, купцом первой гильдии Кокоревым. Сослов коридорного, доставившего футляр внумер Профессора иопосля (сегодня) опрошенного наблюдательным агентом Кактусом, футляр содержит телескопическую трубу. Досмотр нумера Профессора инесгораемого шкапа, произведенный днем ранее, ничего подозрительного невыявил. Поместившись ввагон 1-го класса, Профессор наплощадку вагона, как инасам перрон, невыходил исиными провожающими вконтакт невступал. Наблюдательный агент Шкварка».
Глава 17. Превратности любви
–Казик, Казик, муж приехал, уходи немедля!– вужасе отшатнувшись отокна итряся растрепанной головой, немилосердно столкнула спостели молодого человека Катаржина и, похватав его вещи, вытолкнула начерную лестницу.– Здесь оденешься!– затравленно озираясь икидая одежду, женщина захлопнула дверь и, набросив пеньюар, бросилась вгостиную убирать состола посуду ипустую бутылку венгерского.
–Черт дернул его притащиться!– проворчал впустоту Лиховцев, проклиная неожиданно вернувшегося раньше заявленного срока дядю. Внос ударила вонь нужника иаромат сгнившей капусты, ащербатый камень черного хода неприятно холодил ступни ног. Натянув исподнее изастегнув рубашку, студент услыхал звук хлопнувшей двери. «Дай бог, чтобы это была Глафира»,– подумав огорничной, он запрыгнул вштаны и, забрав спола тужурку сботинками иносками, стал осторожно спускаться. Неприятный запах заместил умопомрачительный пряный дух, тянувшийся сих кухни. Подождав, когда горничная скроется задверью, он покончил содеванием ивыглянул водвор. «Дворник, похоже, усебя»,– пройдя двором, Казимир вышел наулицу.
–Где мой Казичка фуражку позабыл?– навела насына лорнет госпожа Лиховцева.– Аунас радость. Твой дядя Стась изМосквы воротился, да я его нагуся затащила,– продолжая придирчиво оглядывать сына, женщина указала наоставленный вприхожей багаж.
–Должно быть вбиблиотеке, Зося
42. Завтра усторожа верну,– беспечно отговорился он, расстегнув верхнюю пуговицу тужурки.
–Галстук тоже усторожа вернешь?– ледяным тоном бросила мать ипрошла вкомнаты. Ее полный яда намек задел Казимира. Заглянув встоловую, он заставил себя поздороваться сдядей и, сославшись нанеотложные дела, выбежал изквартиры.
Выглядывая вокно посланную влавку Глафиру, Зося увидала остановившуюся против подъезда пролетку итотчас узнала впассажире экипажа брата. Она догадывалась охарактере отношений сына сневесткой и, предполагая, где может обретаться ее Казичка, вышла налестницу ичутьли несилой затащила пана Станислава ксебе. Запеченный гусь скапустой ияблоками оказался весомым аргументом, который несмог проигнорировать любящий вкусно поесть Стась. Оприглашении отведать гуся пани Ржевуцкой он даже незаикался, зная овозникшем охлаждении сестры кКатаржине.
«Неинако как чувствует, что мы замышляем, да засына боится. Говорил я Китти, невтягивай Казимира, аона, Матка Боска, непослушалась. Видать, Зося Казику реприманд сделала. Неспроста парень, неуспев прийти, весь красный издому подался»,– подобные мысли намгновение посетили пана Станислава, когда огромное блюдо спышущим жаром гусем было торжественно внесено встоловую иводружено посреди стола. Сумасшедшие ароматы окунули его вродную атмосферу родительского дома, ион позабыл оплемяннике, отом, что болен ичто жить ему– максимум–год.
Засидевшись уНесвицкого, где Чаров обрадовал князя согласием госпожи Лавровской приехать вусадьбу Мятлевых, он явился домой заполночь, нопогодил ложиться. Отперев дверцу письменного стола, Сергей достал изнижнего ящика завернутую всалфетку брошь истал внимательно рассматривать безделицу.
«Авещица-то презанятная!– Чаров удивился, что только сейчас удосужился нанее взглянуть.– Впрочем, чему удивляться. Втот час меня мучило досадное открытие, что брошь оказалась нетой, кою украли нарегате упрелестной княжны»,– оправдывал себя он, иточеное лицо княжны Долгоруковой всплыло перед глазами. Сусилием стряхнув чудесное наваждение, он перенесся наДворцовую площадь, иего цепкая память начала воспроизводить детали того дня. Слова баронессы Лундберг, брошенные наприеме укнязя Горчакова ислучайно донесшиеся доего ушей, будоражили воображение судебного следователя. «Какже она точно сказала?»– напряженно вспоминал Чаров.
«„Анютины глазки государя отольются тебе слезами, неблагодарная парвеню. Ждать осталось недолго“. Кажется, так сказала баронесса. Причем смотрела неотрывно настоявшую возле канцлера Акинфиеву ипрямо сверлила ее взглядом. Матильда глядела наАкинфиеву, адумала оДолгоруковой. Подобный феномен известен психологической науке»,– крутя пальцами брошь, он вспоминал медицинские классы вучилище правоведения.
«„Анютины глазки государя“– это пропавшая нарегате безделица, причем баронесса знает, что брошь– подарок императора. Неблагодарная выскочка, или парвеню, эти слова можно сполным основанием отнести инасчет Акинфиевой, ногосударь ничего ей недарил. Амстительное заключение „ждать осталось недолго“ следует толковать как скорый приезд императрицы изКрыма. Ноколи следовать логике баронессы, Мария Александровна непременно накажет неблагодарную парвеню. Слова „отольются тебе слезами“ говорят сами засебя. Однако императрица женщина справедливая исовестливая. Ктомуже едвали пожелает ронять свое царское достоинство, опускаясь донаказания очередной возлюбленной супруга. Государыня выше подобных интриг, азначит, потребуются доказательства. Итут ей приносят наблюдечке сголубой каемочкой похищенную укняжны Долгоруковой брошь снадписью „30мая“. Улика убийственная, ноедвали она подвигнет императрицу назаурядную месть»,– прикидывал возможные расклады Сергей.
«Авот обратить свой гнев натех, кто был при императоре вПариже имолчаливо незамечал, что творится уних под носом, Мария Александровна может. Иколи сграфом Адлербергом все итак ясно, он друг государя иего конфидент, как впрочем искнязем Горчаковым, поместившимся врусском посольстве наулице Гренель, зато остальные спутники его величества вопросы вызывают. Ипервый среди них, бесспорно, Шувалов. Выбитая дата „30мая“ изобличает, прежде всего, шефа жандармов. Вглазах императрицы он уже нетот страж высших интересов империи, рыцарь без страха иупрека, каким представлялся ей ранее»,– откинулся наспинку кресла Чаров.
«Мало того, что проворонил покушение насупруга, так еще ипотворствовал его любовной связи. Ни втом ни вдругом обвинить графа категорически нельзя, ноглаза ее величества обращены взрительную трубу злобных недоброжелателей его высокопревосходительства. Потому-то он иторопит меня разыскать безделицу, дабы избежать неудовольствия государыни, авсе прочие аргументы графа чистый вздор ичепуха, хотя водном Шувалов, пожалуй, прав. Мария Александровна слаба здоровьем, иподобное известие может сильно повредить ей. Однако баронесса Лундберг боготворит государыню иникогда непойдет натакую низость. Что-то здесь невяжется, ежели предположить, что безделица украдена поее приказу. Иукого Журавский, черт возьми, тебя слямзил?»– убирая встол брошь, вочередной раз задавался вопросом Сергей.
