—Руб, эти люди невыносимы. Ты не поверишь.
—Я не могу поверить, что ты пьешь. Ты уже пьяная.
—Совсем чуть-чуть. Мне было нужно.
Я потянулся к ее бокалу, но она не отдала его, поднесла к моему рту, чтобы я пригубил. Мартини, на дне оливка, точно незрячий глаз.
—Что за история с бронью? Ты ее отменила?
Мимо нас в уборную протопали крепкие спортсмены. Я прижался к Эдит, пропуская их, но она отпихнула меня локтем.
—Я позвонила, чтобы забронировать еще один номер, миссис Марл ответила, что все занято, я попросила ее подождать, сообщила об этом Циле, та вырвала у меня трубку, принялась угрожать миссис Марл, чтобы та все-таки нашла им номер, ничего не вышло, тогда Циля закричала, что вообще не желает останавливаться в этом клоповнике… и велела миссис Марл отменить бронь — точнее, она заявила: засуньте свой номер себе в туш… хотя, если честно, она сказала тухес
[106], повесила трубку и сообщила мне, что они переночуют у нас.
—Что?
—Такая наглость. Даже не спросила — поставила перед фактом. Она уже все решила. Прошлась по дому, диктуя свои условия. Они с мужем разместятся внизу, сказала она, а дети поспят на полу в твоем кабинете. Решено,— Эдит со стуком поставила бокал на сигаретный автомат,— и всё тут.
—И всё тут.
—Вот я и злюсь… точнее, пью, чтобы не разозлиться еще больше. Она по-своему удивительная женщина. Такая стервозная сила. Может, я ей завидую. Но если, чтобы быть сильной, надо быть стервой, то я пас.
—Прости.
Эдит отпила глоток мартини.
—Прости? Ты вообще слышал, что я сказала? Я сказала, что она с мужем останется ночевать у нас внизу, их дети лягут на полу в твоем кабинете, и что ты мне ответил? Ты ответил «прости»? Но ты даже не спросил, где сейчас эти дети! Потому что, Рубен, ты никогда не думаешь о таких вещах. Потому что такие вещи просто-напросто вылетают у тебя из головы.
—И где же сейчас эти дети?
—Еху? Дома, с Джуди. Циля решила, что Джуди с ними посидит.
—Ты серьезно?
—Серьезно, как дверью по морде. Как я только ни пыталась отвертеться, какие только ни выдумывала предлоги: у Джуди репетиция, у Джуди занятия. Хотела даже позвонить Джуди в школу и предупредить, чтобы не приходила домой, но Циля все время сидела у меня над душой, дети орали перед телевизором, они смотрят его на полную громкость, вырваться не получилось, и едва Джуди переступила порог дома, как эта женщина взяла ее в оборот.
—И как она отреагировала?
—Джуди-то? Растерялась. Потому что Циля сразу пустила в ход лесть, сразу сообщила ей, какая она красавица, какая умница, Джуди стоит на пороге, даже муфту не сняла, и не догадывается, что ее ждет. Эта израильтянка начинает прибедняться, ей-де никак не удается послушать лекцию мужа, тем более по-английски, по-моему, Джуди даже не поняла, о каком муже речь, вряд ли она помнит, что я говорила ей: у нас будут гости,— ну и, чтобы избавиться от Цили, она неожиданно согласилась вечером присмотреть за тремя чокнутыми буйными еху.
—Может, это пойдет ей на пользу, все же ответственность.
—Да, вот только она называет их «Три балбеса»
[107]. Они к ней прилипли, как дикари, отпускать не хотели. Граучо, Чико
[108] и как бишь его?
—Мэнни, Мо и Джек
[109]. Сколько они ей заплатят? Хорошо хоть она заработает. Сколько ей платили Даллесы, доллар в час?
—Думаешь, они ей заплатят? Совсем ты, что ли? Эти люди не дают, они только берут.
Грубоватый парень — с головы до ног в коже, под гризера
[110], точно напялил на себя целую бизонью шкуру,— вразвалочку подошел к таксофону и сунул монету в щель.
—Но и это еще не все,— продолжала Эдит,— как только Циля решила пойти на лекцию, она решила также, что ей нечего надеть, потащила меня наверх и принялась рыться в моем шкафу, мерить мои украшения.
—То-то серьги показались мне знакомыми.
—Вообще-то из моего на ней ожерелье… и платье: оно на ней того и гляди лопнет, но она утверждает, что платье как раз.
Парень приложил трубку к уху, другое заткнул пальцем.
—Ставлю общую на «Ворон», чтобы было сорок, дайте мне двадцать пять с форой на «Сиракьюс», ну и на «Пенн-Стейт» пятьдесят для ровного счета… Я все выплачу, не сомневайтесь, дело верняк.
Эдит лепетала:
—А когда она переоделась в мое, свое сунула в стирку, я опомниться не успела, как уже достала доску и стою глажу ее платье… и ведь согласилась, не смогла отказать… что со мной такое, что я не могу отказать… в общем, я смирилась с тем, что она мною вертит, и начала пить…
Парень у телефона подергал рукой, будто мастурбируя.
—Идем обратно.
Эдит рассмеялась:
—Ты думаешь, это твой студент.
—Говори тише.
Она не послушалась.
—Ты думаешь, он твой студент, но это не так. Тебе всюду мерещатся твои студенты. Ты преподаешь тут от силы год, но так боишься не узнать своего студента, что на всякий случай узнаешь всех. А все потому, что тебе хочется всем угодить. Ты чересчур мягкотелый. И это твое качество передается мне.
—Чем не тема для психологического исследования. Скажи своей матери.
Эдит ткнула бокал мне в грудь.
—Возьми мне еще, а я пока приведу лицо в порядок, хорошо? У меня такой вид, будто я плакала.
—Еще мартини? Серьезно?
—Я мигом.
Парень колотил трубкой по таксофону, пытаясь ее положить, Эдит пробралась мимо него в туалет.
В баре было еще более людно, мне пришлось выкрикивать заказ поверх голов, передавать деньги и выпрашивать сдачу. Наконец я получил два бокала мартини; Эдит уже стояла рядом с четой Нетаньяху. Ее табурет ей не уступили.
Нетаньяху поднял бокал:
