Лёха сел за дощатый стол, к которому подбежал резвый паренек, с пробором посередине головы.
—Обед: каша с маслом, кисель, щи с убоиной — семнадцать копеек. Если щи пустые — одиннадцать копеек. Чай — пять копеек пара.
—Неси с убоиной,— махнул рукой Лёха. Денег дали только на пожрать, права была Лилька, жадные жлобы у них в ведомстве.
Еду принесли мигом, и уже минут через десять Лёха был сыт, и начал оглядываться по сторонам. Есть торопливо тут было не принято, поглощение пищи было целым ритуалом, и на Петрова поглядывали с удивлением. Паренек подбежал к нему, чтобы забрать тарелки, а Лёха, показав ему гривенник, сделал выстрел наугад:
—Мне к самому как попасть?
Тот вздрогнул и воровато оглянулся, перекрестившись.
—К самому Иван Петровичу, что ли?
—К нему,— важно кивнул Лёха.
—Да они с тобой и разговаривать не стануть. Ты деревня, а они Почетный Гражданин, и домовладелец. Понял?
—Да, я думаю, будет,— уверенно сказал ему Лёха.
—Они в «Каторге» по вечерам бывають,— неохотно сказал половой, смотря на гривенник в неослабевающим интересом. В дешевом трактире с чаевыми было туго, тут за копейку набегаешься. Чай, не ресторан «Эрмитаж», и не Английский Клуб.
—Где эта «Каторга»?
—Да вон,— кивнул подбородком парень.— Подколокольный переулок, одиннадцать.— Но, если разговор пустошний будет, я тебе, деревня, не завидую. Пойди, причастись перед этим, вдруг поможет.
Гривенник сменил владельца, а Лёха достал еще один из своих скромных запасов, и снова показал его парнишке.
—Зеленые ноги — это кто?
—Это беглые, с каторги,— судорожно сглотнул он.— У них голова бритая, не спутаешь.
—А зачем они это делают?— спросил майор.
—Так им там одну сторону бреють, чтобы приметные были,— пояснил половой.— Они когда бегут, то всю голову обстригають. Ехал бы ты домой, паря, а? К жене под бок, неровен час, вдовой оставишь.
—Как мне Ивана Петровича узнать, если что,— спросил майор.
—Да ты не волнуйся, они уже про тебя сами знають,— пугливо сказал половой, и перекрестился.— Они завсегда знають, когда их всуе кто-то поминает.
Глава 7
—Бывай!— Лёха жестом переодетого миллионера бросил ему гривенник, и вышел на свежий воздух. Огромный капитал в двадцать копеек с половиной давал уверенность в обеспеченном будущем, и Лёха коротал время, разглядывая типажи, что передвигались мимо него.
—Эй, деревня, побаловаться не хочешь?— спросила его какая-то малолетка, шмыгая носом.
—С тобой, что ли?— от всей души удивился Лёха.
—Ну да,— непонимающе посмотрела та на него.
—Да тебе лет то сколько?— Лёха удивился еще больше.
—Замуж рановато, а для работы в самый раз,— нахально ответила та.
—Иди, девочка, я не по этой части,— отправил ее Лёха восвояси.
—Тьфу, вот ведь лупень
[5] залешанский
[6]. Понаехали тут,— и коренная москвичка с гордым видом удалилась. Видимо, для поиска менее разборчивых кавалеров.
Трактир «Каторга» назывался просто «Трактир». Наверное, звучное название ему было присвоено из-за специфического контингента, который присутствовал тут в большом количестве. Что характерно, на улице майор таких рож не видел, а тут их было минимум половина зала. По всей видимости, они сюда пробирались какими-то скрытыми ходами.
—Эй, деревня, дверью не ошибся?— с необыкновенным радушием спросил его могучий бородатый мужик, стоявший у входа. Вышибала, видимо. Свернутый набок нос и посеченные шрамами кулаки придавали ему дополнительное очарование.
—К самому,— небрежно бросил Лёха, увидев после этих слов в глазах вышибалы недюжинное уважение.
—Он ждет,— ответил тот ему.— За мной иди.
Они прошли через большой зал, где сидели мутные личности, как с сохранившимися прическами, так и без них. Кто-то пил, кто-то лапал пьяных проституток самого непотребного вида, а кто-то играл в карты, выпивая и лапая проституток. Дым стоял коромыслом в прямом смысле, потому что курили почти все. И невообразимая смесь запахов, состоящая из ароматов прелых портянок, острого женского пота, табака и сивухи, била в голову майора Петрова не хуже кузнечного молота. Тем не менее, Лёха чувствовал, что он на верном пути.
Иван Петрович оказался невысоким полноватым мужчиной самой обычной внешности. Его письменный стол, обтянутый зеленым сукном, напоминал фильмы про Ленина, что Лёхе довелось посмотреть в детстве, а рядом с ним стоял резной стул с высокой спинкой. Хозяин кабинета стоял лицом к окну и фальшиво напевал:
—Москва, звонят колокола,
Москва, златые купола!
—Кхе-кхе,— заявил Лёха о своем присутствии.
—Ты чего хотел, землепашец?— спросил тот ледяным голосом.— У тебя должна быть очень веская причина, чтобы вот так запросто сюда прийти. Тебе с порога кости не переломали только потому, что мне любопытно стало, кто же это у нас такой отважный.
Вместо ответа Лёха лениво поднял левую ладонь и включил метку.
—Это многое объясняет,— сбавил тон Иван Петрович,— но не все. Ты чего в таком виде по Москве шляешься? На съезжей не пороли давно?
—Да, я при исполнении вроде как,— сказал майор.— А переключение что-то барахлит.
—Это бывает,— посочувствовал местный босс.— Это же Ад, они вечно всякий неликвид покупают. Жлобы несчастные. Систему перезагружать пробовал?
—А это как?— заинтересовался Лёха.
—Там вверху, в правом углу, значок видишь? Да не так! Глаза закрой,— пояснил ему Иван Петрович.
—Теперь вижу,— радостно сказал Лёха.— Жать?
—Жми!
Лёха усилием мысли нажал на крошечный значок, и через пару минут он был одет в неплохие брюки, заправленные в яловые сапоги гармошкой и полотняную рубаху с поясом. Неопрятная бородища превратилась в аккуратную щегольскую бородку.
—Ну вот, так гораздо лучше,— с удовлетворением сказал хозяин.— Чего хотел-то, служивый?
—Уважаемого, э-э — э… человека, обокрали. Не будем колыхать воздух именами, но ты должен быть в курсе. Люди на тебя показывают.— Лёха начал издалека.
—Не брал я ничего. И ничего не знаю,— майор по глазам видел, что тот отчаянно брешет.
—Может, и не брал,— Лёха пристально посмотрел ему в глаза, и начал импровизировать.— Но если запираться будешь, привлеку за соучастие. Отъедешь на строгий режим, будешь депутатов Госдумы на вертеле жарить.
