Лондон ни в чем не знает середины, и в этом его отличительная особенность. Он колеблется, впадая то в одну, то в другую крайность, и, добившись большого, не останавливается, а продолжает путь к колоссальному.
Может ли он надеяться, что так будет вечно? Конечно нет. Вечность не наша участь, мы однодневки, нам дана одна точка в пространстве и один миг во времени. Думать иначе — безумие, надеяться на другое — безосновательно. Все, что рождается, несет в себе слишком сильный зародыш смерти, и все, что мы строим своими руками, заранее обречено на неизбежное разрушение. Высший Создатель дает нам счастье в долг — и только, это вклад, который нужно вернуть. И каждая нация в свою очередь занимает первое место на празднике жизни, а спустя время уступает его. Сколько народов, чья слава в прошлом ослепляла весь мир, а могущество внушало страх, оставили после себя только имена и воспоминания, которые день ото дня стираются и затмеваются настоящим. Мы возделываем поля там, где стояла Троя:
Campos ubi Troja fuit…
[75]
Непроходимый кустарник растет на развалинах Вавилона и Ниневии, мы видим, как бедуины разбивают лагерь на руинах Пальмиры, а то, что осталось от грандиозных сооружений Гелиополиса, служит проходящему мимо каравану ненадежным пристанищем на одну ночь.
И придет день, когда осуществится печальное видение, чей набросок изобразил на этих страницах гениальный художник, который согласился проиллюстрировать наш труд.
Детская больница
Да, путешественники с далеких берегов Новой Зеландии или какой-то другой неведомой земли будут сидеть и мечтать на безлюдном берегу Темзы, у развалин тех дворцов и храмов, чье великолепие мы попытались отобразить.
При всей ее мощи необъятную Британскую империю неминуемо ждет та же участь. Но, несмотря на процесс распада, который уже очевиден для проницательного наблюдателя, Англия, более счастливая, чем многие другие нации, простоит еще много столетий, потому что держаться и стоять — у нее в крови, потому что она обладает главными качествами, которые обеспечивают народу долгую жизнь: здравомыслием во всем, рассудительностью и практицизмом, любовью к прошлому и привязанностью к традициям в сочетании со стремлением к развитию; уважением прав и законов и тем благочестивым чувством сострадания, которое Шекспир так хорошо назвал молоком сердечных чувств — the milk of human kindness
[76]— чувством, которое не позволяет остаться в стороне от чужой беды и заставляет при виде зла немедленно стремиться к его искоренению. Можно написать отдельную книгу о благотворительности в Лондоне! Какой нежной заботой он окружает детство! Школы разного рода, заведения всех видов, приюты для юных выздоравливающих, больницы для маленьких больных! Лондон прав! Детство — это весна, это надежда на будущее.
Ангел милосердия
И ко всем этим составляющим силы и жизнестойкости прибавьте еще великую идею Бога и веру — глубокую, всеобщую, свойственную всем слоям общества, веру, которая, подобно соли, защищает и сохраняет все лучшее, что есть в душе страны — страны, сознающей свою долговременность и называющей саму себя старой Англией — old England!
